— Ладно. Не хочется, не надо, — вздохнула Алла Сергеевна. — А какие женщины в вашем вкусе? Брюнетки? Блондинки?
Этот разговор с женой командира тяготил его.
Было ясно, что она хочет наладить с ним дружеские отношения. Но зачем ей нужна эта дружба — Алексей не знал.
— Какие у вас жалобы, Алла Сергеевна? — проговорил он, стараясь быстрее закончить визит и вернуться на корабль.
— Жалобы? — Алла Сергеевна запахнула на груди пеньюар, зябко поежилась, посмотрела на Алексея. — Хорошо. Жалобы так жалобы. Беспокоит меня, милый доктор…
Она страдала хроническим бронхитом, кашляла по ночам, температурила. Алексей бывал у нее часто. Каждый раз выстукивал, выслушивал, ставил банки. Алла Сергеевна всегда кормила его ужином. Пока он ел, она рассказывала о своей семейной жизни. Такова, вероятно, участь врача — быть в роли священника, исповедующего своих больных. Многое из того, о чем рассказывала Алла Сергеевна, он предпочел бы не знать.
— Мы с Семой поженились двадцать лет назад, когда он был еще курсантом, — рассказывала Алла Сергеевна. Слово «Сема» применительно к сухому, требовательному, капризному командиру резало слух. — Но жизнь наша, Алеша, не ладится. В молодости я по глупости сделала аборт и после этого не могу рожать. Сема страдает от отсутствия детей. Последние месяцы он иногда не ночует дома.
— Остается на корабле? — уточнил Алексей.
— Если бы так, милый мальчик. Я чувствую, что у него есть другая женщина… — Алла Сергеевна вздохнула, положила в тарелку Алексея вторую котлету. — Ешьте. Вы молодой. Вам надо есть много мяса…
Иногда, прежде чем Алексей успевал уйти, приезжал Потапенко. Дом его находился на улице Ленина в центра города, и Алексей спрашивал:
— Разрешите остаться на берегу?
— Сегодня ваша смена?
— Нет, не моя.
— Не разрешаю. Для того и существует график схода офицеров на берег, чтобы его соблюдать.
«Чертов формалист», — думал Алексей, спускаясь по лестнице вниз, обиженный отказом командира. Он уже успел запомнить некоторые изречения, которые любил употреблять Потапенко и которые прочно вошли в морской фольклор, и злорадно повторял вслух эти сгустки флотской «мудрости»: «Отвечай по- матросски кратко, будто даешь телеграмму за свой счет». Но выйти на улицу обычно не успевал, так как с площадки третьего этажа раздавался голос командира:
— Сикорский! Оставайтесь в городе!
Видимо, Алла Сергеевна успевала насесть на мужа и заставить его изменить решение.
Но однажды «формалист и солдафон» Потапенко защитил его от унижения. Месяц назад на корабли из санитарно-эпидемиологической лаборатории пришел майор медицинской службы Терехов. Низенький, пожилой, чуть глуховатый, он лазал по старенькому «Теодору Нетте», как ищейка, выискивая грязь длинным отполированным ногтем. Он забирался этим ногтем в щели переборок на камбузе, в трещины разделочной колоды, ящики стола и, найдя грязь, совал палец под нос Алексею и спрашивал с нескрываемым злорадством:
— Это что? Что это, я вас спрашиваю?
Он успокаивался только после того, как Алексей отвечал:
— Это грязь, товарищ майор.
— Вот-вот, — говорил он.
Уже сорок минут Алексей послушно ходил за неутомимым Тереховым. Майор был несправедлив. Ясно, что он поставил своей целью написать акт и добиться наказания Алексея «за слабый санитарный контроль». Кроме того, он обставлял свою проверку так унизительно, что Алексей больше терпеть не мог.
— Мне нужно отлучиться, — сказал он майору.
Тот удивленно взглянул на него.
— Идите, только быстрее возвращайтесь.
Алексей поднялся на палубу, лицо его горело от обиды. Именно в этот момент его увидел Потапенко.
— Что случилось, Сикорский? — спросил он. — Кто вас расстроил?
И, выслушав сбивчивый рассказ о вредном майоре, приказал:
— Пришлите его ко мне.
Узнав, что его вызывает командир, Терехов удивился, но послушно постучал в каюту Потапенко. Минут двадцать тот не принимал его, каждый раз говоря: «Занят, подождите». Когда Терехов вошел наконец в капитанскую, отделанную красным деревом, каюту, Потапенко окинул его быстрым и опытным взглядом старого строевика, увидел оторванную пуговицу на рукаве кителя, пыльные ботинки и снял трубку оперативного телефона.
— Суворов? — назвал он начальника медико-санитарной службы флота, — Здоров. Потапенко говорит. Что ты присылаешь ко мне для проверки разгильдяев? Да, пришел чистоту проверять, а у самого китель без пуговицы, ботинки давно не чищены. Что? Как фамилия? Как ваша фамилия? — обратился он к майору. — Терехов. — И, повесив трубку, повернувшись к майору, так и не предложив сесть, сказал: — Идите и в таком виде на мои корабли больше не приходите.
Спустя неделю, случайно повстречав Алексея на улице, Терехов поздоровался первым, спросил:
— Удивляюсь, как вы можете служить с таким человеком?
В ответ Алексей только недоуменно пожал плечами.
Однажды посреди дня Алла Сергеевна позвонила мужу и сказала, что плохо себя чувствует и просит прислать врача.
Входная дверь была не заперта. В спальне на широкой кровати, под шелковым одеялом в кружевном пододеяльнике, лежала хозяйка дома.
— Сделайте мне укол камфоры, Алеша, — попросила она слабым голосом.
Алексей взял ее руку. Пульс был полный, четкий.
— Пульс хороший. Зачем вам камфора?
— Вы можете один раз не спрашивать «зачем?», а сделать то, о чем вас просят?
Алексей сообразил. Кажется, ей нужно, чтобы в комнате пахло камфорой.
— Может быть, я просто разобью пару ампул? — предложил он.
Алла Сергеевна кивнула.
Алексей разбил ампулы, и вся комната наполнилась острым запахом.
— Понимаете, Алеша, — смущенно сказала Алла Сергеевна. — Он опять не ночует дома. Третью ночь я не знаю, где он. Но Сема меня жалеет. Это единственное, что осталось от нашей любви. — Она шмыгнула носом, но, надо отдать ей справедливость, быстро взяла себя в руки, — Женщина существо слабое. Все ее оружие — красота и немного хитрости. К сожалению, красота быстро уходит. — Она опять шмыгнула носом, высморкалась. — Скажите ему, что мое состояние очень серьезное. Что вы опасаетесь за сердце. Если он узнает, что мне плохо, он никуда не будет ходить… Скажете?
Алла Сергеевна взглянула на него. Алексей молчал.
— Я заставляю вас врать? — спросила она, догадавшись, что происходит в душе Алексея и, не дождавшись ответа, продолжала: — Но что же мне делать? Вы так подозрительно смотрели на меня. Кому я могу рассказать, что происходит последнее время а нашем доме? Да никому! А вы показались мне таким надежным, верным другом. Вот и скажите тогда, чистый человек, правильно ли, по вашему мнению, я поступаю?
Алексей ответил не сразу.
— Вы хотите, чтобы я сказал, что думаю о вашей жизни?
— Да. Я прошу об этом.
— Хорошо, я скажу. Жизнь без любви безнравственна и никакая жалость не способна ничего изменить.
Сказав это, Алексей покраснел, вспомнив, что он тоже хотел жениться на Лине, зная, что она любит
