— Да, инженер...
— МИСТЕР РАЙЛ!
— Слушаю.
Но, не в силах произнести ни слова, Бонетти рухнул на стул, как падает на ковер боксер, после двух-трех неудачных ударов потерявший надежду на победу. И вот тогда обнаружилось, что Бонелли — вовсе не пустое место.
— Вы абсолютно правы, мистер Райл, — сказал он.
— Благодарю вас, мистер...
— Бонелли.
— Благодарю вас, мистер Бонелли.
— Да, вы абсолютно правы, и, хотя возражения инженера совершенно обоснованны, нельзя отрицать, что вы четко представляете, чего хотите, и идея ваша достойна воплощения. И все же, если позволите, не стоит так категорично отвергать возможность выбрать город как конечный пункт для вашего поезда. Если я правильно понял, вам совершенно безразлично место, где будут заканчиваться пути, и, думаю, у вас не вызовет беспокойства, если случайно этим местом окажется какой-нибудь город. Знаете ли, такая возможность смогла бы решить многие проблемы: так можно проще построить железную дорогу и уже на следующий день пустить по ней поезд.
— Нельзя ли покороче?
— Все очень просто: укажите нам на этой карте любой город за двести километров отсюда, и вы получите ваши двести километров прямого пути и поезд, бегущий по нему со скоростью сто километров в час.
Мистер Райл кивнул с удовлетворенной улыбкой. Бросив взгляд на старого Андерсона, он склонился над картой. Он изучал ее так, будто никогда раньше не видел, что, впрочем, весьма вероятно. Он измерял расстояние пальцами, что-то бормотал, взгляд его блуждал по карте. Вокруг стояла полная тишина. Прошла, может быть, минута. Потом старик Андерсон, выйдя из оцепенения, наклонился к карте, два раза отмерил трубкой расстояние и, с довольной улыбкой подвинувшись к мистеру Райлу, прошептал ему на ухо название.
Мистер Райл резко откинулся на спинку стула, как будто его ударили.
— Нет, — сказал он.
— Почему?
— Потому что это невозможно, Андерсон, это не просто какой-то там город...
— Вот именно. Именно потому, что это не просто какой-то там город...
— Я не могу отправлять туда поезд, постарайся понять.
— Здесь нечего понимать. Это проще простого. Никто не сможет помешать нашему поезду прибывать туда, никто.
— Никто нам и не мешает, но лучше, чтобы он прибывал в какой-нибудь другой город, правда.
Бонетти и Бонелли хранили молчание, как две могильные плиты.
— И потом, Джун бы мне этого никогда не простила.
И мистер Райл замолчал, пробормотав: «И потом, Джун бы мне этого никогда не простила». Замолчал и старик Андерсон. Потом он встал и, повернувшись к гостям, произнес:
— Извините, господа, разрешите нам на минутку...
Он взял мистера Райла под руку и вывел его в соседнюю комнату. В китайскую гостиную.
— Джун не только простит тебе это: это будет последним и самым лучшим подарком.
— Подарком? Да это абсурд какой-то! Она и слышать ничего не хочет о Мориваре, а я туда проведу железную дорогу... нет-нет, это плохая идея, Андерсон...
— Послушай-ка меня, мистер Райл: вы между собой можете по-прежнему не упоминать о нем, о Мориваре, можете хранить этот ваш секрет, а уж я-то никому не расскажу; но это ничего не меняет: наступит тот день, — день, когда Джун должна будет поехать туда, в Моривар. И если это правда, что поезда — это судьба, а судьба — это поезда, то я думаю, что самое правильное — приехать туда, в Моривар, сидя задницей в поезде, и именно в этот самый день.
Мистер Райл молчал. Он смотрел на старика Андерсона и думал. Из глубины души поднималась давняя грусть, и он знал, что не должен позволить ей охватить себя, иначе будет по-настоящему больно. Он начал думать о мчащемся поезде, только о нем, он пытался унестись вслед за своей мечтой — за несущимся поездом, за рельсами, прорезающими поля Квиннипака, его мысль летела вдаль — туда, где будет конечный пункт, — в каком-то месте, а может быть — в городе, в каком-нибудь городе, возможно — именно в этом, и путь будет прямой, как траектория пули, выпущенной в этот город, именно в этот, ведь есть тысяча мест, куда мог бы прибывать поезд, но для этого поезда есть особый конечный пункт, и этим пунктом будет Моривар.
Он опустил глаза.
— Но Джун этого не поймет.
— Поймет. Она поймет это в тот самый день.
Когда они вернулись в комнату, Бонетти и Бонелли с угодливостью вскочили.
— Сидите, пожалуйста... значит, решили так... поезд будет отправляться отсюда и прибывать прямо в Моривар. Кажется, это как раз в двухстах километрах отсюда... разумеется, по прямой.
Бонетти наклонился над картой, водя по ней пухлыми пальцами, разыскивая этот город, о котором он уже где-то слышал.
— Великолепно! Я вижу, Моривар находится на море, это позволит осуществлять коммерческие перевозки... Ваше решение, мистер Райл, просто идеально, мне кажется, что...
— Коммерческие перевозки, как вы их называете, не имеют для меня ни малейшего значения, инженер. Не могли бы вы лучше сказать, когда можно будет начать работы и сколько, по-вашему, все это будет стоить?
Инженер Бонетти, достав из кармана часы, оторвал взгляд от карты и бросил его на часы — он проверял их наличие. Заговорил Бонелли, который приехал именно для этого.
— Необходимо будет сделать строительную площадку человек на восемьдесят... Через пару месяцев можно будет начать. Что касается стоимости, ваше совершенно законное желание построить прямую линию потребует от нас некоторых дополнительных работ... нужно будет внимательно изучить маршрут, и, возможно, придется копать, — построить кое-где земляные валы и, может быть, даже туннели... Во всяком случае, приблизительная сумма, которую вы найдете в этих документах, вам покажется реальной...
Мистер Райл взял лист в руки. Там была написана одна только цифра. Он ее прочел. Поднял взгляд и, протянув его Андерсону, сказал:
— Разумеется, это нешуточная сумма, но, думаю, в чем-то себя ограничив, мы ее потянем.
Бонелли посмотрел ему в глаза.
— Обычно эта цифра обозначает строительство десяти километров железной дороги. Значит, в нашем случае необходимо умножить ее на двадцать...
Мистер Райл снова взял лист из рук Андерсона, еще раз прочитал цифру, поднял взгляд на Бонелли, перевел его на Бонетти и снова на Бонелли.
— Правда?
4
Человек, как маятник, неутомимо мечется взад-вперед, от дома к дороге.
Под проливным дождем человек, как безумный маятник, мечется взад-вперед от дома к дороге.
Среди ночи, под проливным дождем, человек, как безумный маятник, выбегает из своего дома, останавливается посреди дороги, потом быстро возвращается домой, снова выбегает на улицу, и опять забегает в дом, и кажется, что так будет продолжаться вечно.
Среди ночи, под проливным дождем, человек, как безумный и сильно промокший маятник, выбегает из своего дома, останавливается посреди дороги, высматривает что-то в небе и в потоках дождя и быстро возвращается в дом, снова выбегает на улицу, и опять бежит в дом, и кажется, что так будет продолжаться вечно, он как будто околдован колокольным звоном, прорезающим ночную тьму и растворяющимся в бесконечном дожде.
Одиннадцать ударов.
