– Матталауса и Расидио. Они могут превратить этот дворец в неприступную крепость. – Он поднялся на ноги. – А я намереваюсь пойти поговорить с моей ненаглядной супругой.
– Нам прийти туда к вам?
– Разве что, если вы пожелаете стать свидетелями убийства.
Как и в прошлый раз, покои Кезуар оказались пусты. Но Конкуписцентия (утратившая все свое кокетливое настроение, дрожащая и с сухими глазами, что для ее постоянно плачущего племени было эквивалентом слез) знала, где находится его супруга: в своей часовне. Он ворвался внутрь в тот момент, когда Кезуар зажигала свечи у алтаря.
– Я звал тебя, – сказал он.
– Да, я слышала, – сказала она. Ее голос, некогда выпевавший каждое слово, теперь был тусклым и невзрачным, как и весь ее вид.
– И почему же ты не ответила?
– Я молилась, – сказала она. Задев небольшой факел, с помощью которого она зажигала свечи, Кезуар повернулась к алтарю. Подобно ее покоям, он был коллекцией всевозможных излишеств. Вырезанный из дерева и расписанный Христос висел на позолоченном кресте, в окружении херувимов и серафимов.
– И за кого же ты молилась? – спросил он.
– За себя, – ответила она просто.
Он схватил ее за плечо и развернул к себе лицом.
– А как насчет людей, которых разорвала толпа? За них ты не молилась?
– За них есть кому помолиться. У них есть люди, которые любили их. А у меня никого нет.
– Сердце мое истекает кровью, – сказал он.
– Нет, это неправда, – сказала она. – Но Скорбящий истекает кровью ради меня.
– Сомневаюсь в этом, леди, – сказал он, более позабавленный ее благочестием, нежели раздраженный.
– Я видела Его сегодня, – сказала она.
Новое проявление самомнения. Он поспособствовал ему.
– Где это было? – спросил он, сама искренность.
– У гавани. Он появился на крыше, прямо надо мной. Они попытались застрелить Его, и Он был ранен. Я сама видела, как Его ранило. Но когда они принялись искать тело, оно исчезло.
– Знаешь, тебе надо отправиться в Бастион к остальным сумасшедшим женщинам, – сказал он ей. – Там ты сможешь ожидать Второе Пришествие. Если хочешь, можешь все это забрать с собой.
– Он придет ко мне сюда, – сказала она. – Он не боится. Это ты боишься.
Автарх опустил взгляд на свою ладонь.
– Разве я обливаюсь потом? Нет. Разве я стою на коленях, умоляя Его о снисхождении? Нет. Обвини меня в каких угодно преступлениях, и, возможно, я окажусь виновным. Но страха во мне не будет. Ты должна это знать.
– Он здесь, в Изорддеррексе.
– Так пусть Он придет. Я буду здесь. Он найдет меня, раз уж я Ему так нужен. Но, сама понимаешь, он найдет меня не за молитвой. Может быть, я буду писать. Интересно, способен ли Он вынести это зрелище? – Автарх схватил руку Кезуар и зажал ее у себя между ног. – Может быть, именно Ему придется проявить смирение. – Он рассмеялся. – Ты когда-то молилась на этого паренька, леди. Помнишь? Скажи, что помнишь?
– Я сознаюсь в этом.
– Это не преступление, чтобы в нем сознаваться. Так уж мы созданы. Нам остается только нести это бремя. – Он неожиданно придвинулся совсем близко. – Не думай, что ты можешь бросить меня ради Него. Мы принадлежим друг другу. Если ты причинишь вред мне, то этим самым ты навредишь и себе. Подумай об этом хорошенько. Если наша мечта сгорит, мы поджаримся вместе.
Его слова начали доходить до нее. Она уже не пыталась высвободиться из его объятий и вся дрожала от ужаса.
– Я не хочу отнимать у тебя твои утешения. Оставь при себе своего Скорбящего, если он помогает тебе хорошо спать по ночам. Но помни, что наша плоть едина. Каким бы заклинаниям ты ни научилась в Бастионе, ты осталась тем же, кем и была.
– Одних молитв недостаточно... – сказала она, отчасти обращаясь к самой себе.
– Да от них вообще нет никакого толку.
– Тогда мне надо найти Его. Приблизиться к Нему. Показать Ему свою любовь.
– Никуда ты не пойдешь.
– Я должна. Другого выхода нет. Он в городе и ожидает меня.
Она оттолкнула его от себя.
