гораздо более измученным, несчастным и израненным, чем в жизни, и почему-то это его плачевное состояние должно было оставаться ее секретом, по крайней мере, на время.
Он поднес яйцо к носу и понюхал его.
– Я чувствую твой запах, – сказал он.
– Нет...
– Точно, чувствую. Где ты его хранила? – Его рука скользнула у нее между ног. – Здесь, внутри?
Не такая уж нелепая мысль. Действительно, когда яйцо снова будет у нее, она вполне может положить его и в этот карман, чтобы насладиться ощущением его веса.
– Нет? – сказал он. – Ну что ж, я уверен, что этот камешек мечтает об этом. Думаю, полмира забралось бы туда, если б смогло. – Он прижал руку сильнее. – Но ведь это мои владения, не так ли?
– Да.
– И никто не входит в них, кроме меня.
– Да.
Она отвечала механически, думая только о том, как бы вернуть яйцо назад.
– У тебя нет чего-нибудь, на чем можно поторчать? – спросил он.
– Было немного травки...
– Где она?
– По-моему, я все выкурила. Но я не уверена. Хочешь, чтобы я посмотрела?
– Да, прошу тебя.
Она протянула руку за яйцом, но прежде чем ее пальцы успели коснуться его, Миляга поднес его ко рту.
– Я хочу оставить его себе, – сказал он. – Хочу его немного понюхать. Ты ведь не возражаешь?
– Я бы хотела получить его назад.
– Ты его получишь, – сказал он с легким оттенком снисхождения, словно она была ребенком, не желавшим делиться игрушками. – Но мне нужен какой-то талисман, который напоминал бы мне о тебе.
– Я дам тебе что-нибудь из нижнего белья, – сказала она.
– Это не совсем то же самое.
Он прижал яйцо к языку, а потом повернул его, вымочив в своей слюне. Она наблюдала за ним, а он – за ней. Он чертовски хорошо знал, что она хочет получить назад свою игрушку, но он не дождется, чтобы она стала умолять его об этом.
– Ты говорила о травке, – напомнил он.
Она вернулась в спальню, поставила лампу рядом с кроватью и стала рыться в верхнем ящике своего туалетного столика, где она в последний раз припрятывала марихуану.
– Где ты была сегодня? – спросил он у нее.
– Ездила к Оскару домой.
– К Оскару?
– Ну да, к Годольфину.
– И что Оскар? Резв, как молодой козленок?
– Я не могу найти травку. Скорее всего, я всю ее выкурила.
– Ты мне рассказывала об Оскаре.
– Он заперся у себя дома.
– А где он живет? Может быть, мне стоит зайти к нему? Поговорить, подбодрить.
– Он не захочет с тобой встречаться. Он вообще ни с кем не видится. По его мнению, скоро должен наступить конец света.
– А по-твоему мнению?
Она пожала плечами. В ней накапливалась тихая ярость против него, хотя она и не могла дать себе отчет, в чем причина этого. Он отобрал на время ее яйцо, но не в этом заключалось его главное преступление. Если камень поможет ему защитить себя, то почему она должна жадничать? Она проявила мелочность и теперь жалела об этом, но он, он – сейчас, когда между ними не проскакивали искры страсти – он казался просто грубым. Уж этот недостаток она не ожидала в нем обнаружить. Бог знает в чем она только не обвиняла его в свое время, но только не в отсутствии тонкости. Если уж на то пошло, наоборот, иногда он вел себя слишком утонченно, сдержанно и обходительно.
– Ты рассказывала мне о конце света, – сказал он.
– Разве?
– Оскар напугал тебя?
