выплавляются в жаре звезд, некоторые – не более чем абстракции. Но некоторые – и, осмелюсь предположить, самые прекрасные и самые любящие – представляют собой души живших некогда людей. Мы – именно такие божества, сестра, и воспоминания о тех жизнях, которые Мы прожили, и тех смертях, которыми Мы умерли, до сих пор стоят у нас перед глазами. Мы понимаем тебя, милая Юдит, и ни в чем тебя не упрекаем.
– Даже Джокалайлау? – спросила Юдит.
Богиня Снежных Вершин явила себя во всей своей полноте, целиком показав Юдит свое темнокожее тело. Однако Юдит заметила, как сквозь кожу Ее проступает бледная белизна, да и глаза Ее, столь ярко сиявшие, теперь потемнели. Устремлены они были на Юдит, и она ощутила их взгляд, как удар ножа.
– Я хочу, чтобы ты увидела, – сказала Она, – что Отец отца твоего ребенка сделал с Моими служительницами.
Теперь Юдит поняла, что это за белизна. Это был буран, безжалостно терзавший тело Богини, язвя ее повсюду колючими снежинками. Он намел громадные сугробы, но по приказанию Джокалайлау они расступились, обнажив место преступления. Замерзшие трупы женщин с выколотыми глазами и вырезанными грудями лежали на снегу. Рядом с некоторыми скорчились и тела поменьше – изнасилованные дети, расчлененные младенцы.
– Это лишь малая часть малой части того, что Он сделал, – сказала Джокалайлау.
Каким ужасным ни было это зрелище, на этот раз Юдит не отвела глаза, но продолжала смотреть на этот кошмар, пока Джокалайлау вновь не укрыла его снежной пеленой.
– И чего ты требуешь от меня? – спросила Юдит. – Чтобы я добавила еще одно тело к этой груде? Еще одного ребенка? – Она положила руку себе на живот. – Этого ребенка?
До этого момента она не представляла себе, насколько дорог ей растущий в ней плод.
– Это ребенок мясника, – сказала Джокалайлау.
– Нет, – спокойно ответила Юдит. – Это мой ребенок.
– И ты берешь на себя ответственность за то, что он совершит?
– Разумеется, – сказала она, и это обещание пробудило в ней необъяснимое радостное волнение. – Добро может возникнуть из зла, Богиня, цельное – из разбитого вдребезги.
Интересно, знают ли Они, откуда пришли к ней эти слова? Понимают ли, что она обратила себе на службу философию Примирителя? Однако даже если Они и знали, то ни словом не упрекнули ее за это.
– Тогда Наши души последуют за тобой, сестра, – сказала Тишалулле.
– Вы снова отсылаете меня? – спросила Юдит.
– Ты пришла сюда за ответом, и мы дадим его тебе.
– Мы понимаем всю неотложность этого дела и продержали тебя так долго не без причины. Пока ты ждала, я путешествовала по Доминионам, ища ключ к разгадке. В каждом Доминионе Маэстро ждут начала Примирения...
– Значит, Миляга еще не начал?
– Нет. Он ждет твоего слова.
– И что мне ему сказать?
– Я заглянула в их сердца в поисках заговора...
– И Вы нашли?..
– Нет. Конечно, их нельзя назвать чистыми, да и кого можно? Но все они по-настоящему хотят исцелить Имаджику и верят в то, что их ритуал будет успешным.
– И Вы тоже в это верите?
– Да, Мы верим, – сказала Тишалулле. – Конечно, они не понимают, что завершают круг. Если бы им было это известно, то, возможно, они бы и передумали.
– Почему?
– Потому что круг принадлежит нашему полу, а не их, – вставила Джокалайлау.
– Неправда, – сказала Ума Умагаммаги. – Он принадлежит любому уму, который окажется в состоянии его постичь.
– Для мужчин это так же невозможно, как забеременеть, – парировала Джокалайлау.
Ума Умагаммаги улыбнулась.
– Даже это можно изменить, если Нам удастся избавить их от их страхов.
У Юдит вертелась на языке тысяча вопросов, и Богиня знала об этом. Не отрывая глаз от Юдит, Она сказала:
– И для этой работы у Нас найдется время, когда ты вернешься. А пока, Я знаю, тебе надо спешить.
– Скажи Миляге, чтобы он стал Примирителем, – проговорила Тишалулле, – но не открывай ему ничего из того, что узнала от Нас.
– А это обязательно делать именно мне? – спросила Юдит у Умы Умагаммаги. – Раз Вы уж побывали там, то ведь Вы могли бы отправиться туда снова и передать Миляге свое послание.
