нервничающего подростка.
– А в ответ, – предложил он, – я покажу тебе
Он не стал ждать ответа. Его рука полезла в карман запачканного пиджака и извлекла пачку лезвий. Их грани блестели на свету. Это было слишком абсурдно – как выступление фокусника в паузах между номерами в цирке, но разыгрываемое без малейшего дурачества. Этот клоун, пахнущий сандаловым деревом, намеревался съесть лезвия, чтобы завоевать ее любовь. Он высунул свой сухой язык и положил на него первое лезвие. Ей не понравилось это сразу – лезвия всегда заставляли ее нервничать.
– Не надо, – сказала она.
– Все в порядке, – успокоил он ее, сильно сглатывая. – Я последний из племени. Видишь?
Он открыл рот и показал язык.
– Ничего нет.
– Поразительно, – ответила она. Отвратительно, но поразительно.
– Это еще не все, – сказал он, польщенный ее реакцией.
Лучше позволить ему продолжать всю эту странную демонстрацию, подумала она. Чем дольше он будет показывать ей эти извращения, тем больше шансов на то, что Марти вернется.
– Что ты еще можешь? – спросила она.
Он выпустил ее руку и принялся расстегивать пряжку ремня.
– Я покажу тебе, – ответил он, расстегивая пуговицы.
«О, Боже, – подумала она, – дура, дура, дура». Его возбуждение этим показом было ясно еще до того, как он спустил штаны.
– Я оставил позади боль, – учтиво объяснил он. – Ничего не болит, что бы я ни делал с собой. Пожиратель Лезвий ничего не чувствует.
Он был совершенно голый под штанами.
– Видишь? – гордо спросил он.
Она видела. Его лобок был чисто выбрит и вся область была покрыта самоистязающими украшениями. Крючки и кольца пронзали кожу низа его толстого живота и гениталий. Его яички щетинились иглами.
– Потрогай, – пригласил он ее.
– Нет... спасибо, – ответила она.
Он нахмурился; его верхняя губа задралась, показывая зубы, которые на фоне его бледной кожи выглядели желтыми.
– Я хочу, чтобы ты потрогала меня, – произнес он и протянул руку к ней.
–
Пожиратель Лезвий замер. Только глаза метались из стороны в сторону.
– Оставь ее.
Она слишком хорошо знала голос. Это был Архитектор, гид ее галлюцинаций.
– Я не причинил ей вреда, – промямлил Брир. – Правда? Скажи ему, что я ничего тебе не сделал.
– Прикройся, – сказал Европеец.
Брир подхватил штаны, как мальчишка, которого застали за мастурбацией, и отошел от Кэрис, бросив ей конспиративный взгляд. Только тогда говорящий вошел в комнату. Он был выше, чем она ожидала, и более печальный.
– Прошу прощенья, – произнес он. Его тон был тоном метрдотеля, извиняющегося за неловкого официанта.
– Ей было плохо, – сказал Брир. – Поэтому я вломился.
– Плохо?
– Она говорила со стеной, – похвастался он. – Звала свою мать.
Архитектор немедленно понял обстановку. Он пронзительно посмотрел на Кэрис.
– Ты видела?
– Что это было?
– Ничего такого, что заставило бы тебя еще раз пострадать, – ответил тот.
– Здесь была моя мать. Иванджелина.
– Забудь обо всем этом, – произнес он. – Этот ужас для других, не для тебя.
Его мягкий голос был почти гипнотическим. Ей было тяжело вспомнить свои кошмары – его присутствие обрывало память.
– Я полагаю, что тебе следует пойти со мной, – предложил он.
– Почему?
Твой отец собирается умереть, Кэрис.
– Он?
Она словно отделилась сама от себя. Страхи были частью прошлого в его обходительном присутствии.
– Если ты останешься здесь, ты только пострадаешь вместе с ним, а это не нужно.
Это было заманчивое предложение: никогда больше не быть под пятой старика, никогда не выносить его поцелуи, вкус которых так стар. Кэрис взглянула на Брира.
– Не бойся его, – уверил ее Архитектор, кладя руку на ее шею. – Он ничто и никто. Со мной ты в безопасности.
– Она может сбежать, – запротестовал Брир, когда Европеец позволил Кэрис пойти в ее комнату, чтобы забрать вещи.
– Она никогда не оставит меня, – ответил Мамулян. – Я никогда не причинил ей ничего дурного, и она об этом знает. Когда-то я держал ее на этих руках.
– Она была голая?
– Крошечная и такая ранимая, – его голос упал до шепота, – она заслуживает лучшего, чем он.
Брир не ответил ничего – он просто стоял, нагло слонившись к стене, вычищая засохшую кровь из-под ногтей лезвием. Он портился быстрее, чем ожидал Европеец, о надеялся, что Брир доживет до того, когда весь этот хаос закончится, но, зная старика, его льстивость и уклончивость. Он начинал думать, что то, что должно было занять дни, видимо, займет недели, а к этому времени состояние Пожирателя Лезвий будет действительно плохим. Европеец чувствовал себя усталым. Поиск замены Брира и управление ею могло бы истощить его и без того убывающую энергию. Он услышал, как Кэрис спускается вниз по лестнице. В некотором смысле ему было жалко терять шпиона во вражеском лагере, но могло произойти слишком много изменений, если он не заберет ее. Во-первых, она знала его более глубоко, чем, возможно, она полагала. Она инстинктивно чувствовала его страх перед плотью: об этом говорила мудрость, с которой она выпихивала его, когда они были вместе со Штрауссом. Она также знала о его усталости, его колеблющейся вере. Но была еще одна причина, чтобы забрать ее. Уайтхед говорил, что она – все, что у него есть. Если они заберут ее сейчас, Пилигрим останется один, и это будет агония. Мамулян верил, что она будет нестерпимой.
39
После исследования залитой потоками света поверхности участка, Марти так и не обнаружив Уайтхеда, поднялся наверх. Настало время нарушить указание Уайтхеда и поискать старика на запретной территории. Дверь в комнату в конце верхнего коридора за спальнями Кэрис и Уайтхеда была закрыта. Стиснув зубы, Марти подошел к ней и постучал.
– Сэр?
Поначалу внутри не было ни звука. Затем послышался голос Уайтхеда, слабый, словно он
