заранее.
— Шлюха.
— Обезьяна.
Когда она вошла в квартиру, Люсьен уже успел принять душ и сидел на солнышке на балконе. В шкафу он нашел себе кое-что из старых вещей Теслы: латаные джинсы года этак шестьдесят восьмого и кожаный жилет, который сидел на нем лучше, чем в свое время на Тесле.
«Ах, молодость, молодость», — подумала она, глядя, как легко он оправился после ночных излишеств.
Румяный и улыбающийся, он поднялся, чтобы помочь ей разобрать пакет, и позавтракал с завидным аппетитом.
— Я чувствую себя дураком после вчерашнего, — сказал он. — Никогда меня не рвало. Впрочем, я и водки никогда не пил — Он бросил на нее косой взгляд. — Ты учишь меня плохому. Кейт говорит если хочешь, чтобы твое тело стало сосудом для Бесконечного, нужно держать его в чистоте.
— Ну и слова. Сосуд для Бесконечного. Что именно это значит?
— Ну… это значит… понимаешь, мы сделаны из того же материала, из чего и звезды. Ну и… Нужно только открыть душу… И Бесконечное… Ну, ты понимаешь. Все соединяется в одно, и поток льется через нас
— «Прошлое, будущее и миг сна между ними — составляют единый мир, живущий одним бесконечным днем».
Люсьен оторопел
— Откуда это? — спросил он про цитату.
— Никогда не слышал? Мне это сказал… — Тесла замолчала, припоминая. — То ли Флетчер, то ли Киссун.
— Кто такой Киссун? — спросил Люсьен.
— Я не хочу о нем говорить, — ответила она.
В жизни у Теслы имелось немного воспоминаний, которые она старалась не ворошить, и Киссун, несомненно, был одним из них.
— Расскажи про него, когда будешь в настроении, — попросил Люсьен. — Хочу знать все, что знаешь ты.
— Ты будешь разочарован. Он накрыл ее руку своей.
— Пожалуйста. Я серьезно.
Она услышала, как обезьяна у нее в мозгах издала звук, изображающий рвоту, и не смогла удержать улыбки.
— Что тут смешного? — удивился Люсьен, несколько уязвленный.
— Ничего, — сказала она. — Не будь таким обидчивым. Терпеть не могу обидчивых мужчин.
2
В семь тридцать они покинули дом и долго ехали на се вер вдоль побережья. То ли Тесла, то ли Рауль, то ли оба совместными усилиями выработали фантастическую способность чуять полицейских, и там, где им не грозила встреча со стражами порядка, Тесла выжимала сто и сто десять. К вечеру в среду они пересекли границу штата, а около десяти решили, что на сегодня хватит. Остановились в мотеле — одна комната, одна кровать. Что это означает, было ясно.
Люсьен отправился за едой, а Тесла позвонила Грилло. Грилло звонку обрадовался. Разговор с Хови не получился, пожаловался он и сказал, что ей, возможно, стоит тоже позвонить Катцам — подтвердить, что дело и впрямь серьезное.
— А куда, черт возьми, подевался Д'Амур? — поинтересовалась Тесла. — Мне казалось, присматривать за ними дол жен он.
— Хочешь знать мое мнение? — сказал Грилло.
— Ну?
— Его больше нет.
— Что?
— Он напал на какой-то серьезный след. Он не говорил, в чем дело. А потом просто не вышел на связь.
Эта новость поразила Теслу. Дружеских отношений с Д'Амуром у нее не было, после Гроува они виделись только раз, когда пути странствий привели Теслу в Нью-Йорк. Но он прикрывал тылы, будучи знатоком эзотерики, и Тесла привыкла к тому, что он присутствует в жизни. Теперь оказалось, что прикрытия нет. И если проиграл Д'Амур, который вел свою войну пятнадцать лет, который имел все средства защиты (включая несколько татуировок), то на что надеяться Тесле? Не на что.
Люсьен, слава богу, не принял всерьез ее слова насчет обидчивости. Едва увидев лицо Теслы, он сразу понял: что-то случилось. Он осторожно спросил, в чем дело, и она ответила Он принялся ее успокаивать, но она ясно дала понять, что слова ей не нужны, так что он коснулся ее раз-другой, потом поцеловал, а вскоре они оказались в постели. Люсьен предупредил, что опыт у него небольшой и ей не стоит рас считывать на многое.
Тесле понравилась такая скромность, к тому же, как выяснилось, излишняя. Отсутствие широты кругозора компенсировалось глубиной исполнения. С таким азартом она не занималась любовью, наверное, лет двадцать — еще с колледжа. Кровать под ними скрипела, и спинка мерно ударялась о стену, углубляя вмятину, оставленную здесь теми, кто занимался любовью до них.
Поначалу Рауль промолчал. Даже не пискнул. Но когда они, подкрепившись холодной пиццей, пошли по новой, Рауль воспротивился:
— Он не будет больше этого делать.
— Пусть делает хоть всю ночь, — ответила она, — если сил хватит. — Она потрогала Люсьена, погладила и направила в себя. — Похоже, хватит.
— Господи, — простонал Рауль, — как ты можешь? Довольно. Сейчас же.
— Заткнись.
— Хотя бы глаза закрой, — попросил Рауль.
Но ей стало любопытно.
— Смотри, — ответила она и приподнялась. — Смотри, как сейчас мы двинемся навстречу…
— Черт…
— Сойдемся, как дороги на перекрестке.
— Да ты спятила!
Она поглядела в лицо Люсьену. Глаза у него были полу закрыты, брови сдвинуты.
— Ты… в порядке? — выдохнул он.
— В полном, — сказала она.
Обезьяна у нее в голове продолжала вопить, выкрикивая слово за словом в такт движениям Люсьена:
— Он… будто… заколачивает… гвозди… Не могу… больше…
Тут она почувствовала, как его воля пересекает границу, которую они установили, оказавшись в одном теле. Это было больно, и она застонала от боли, а Люсьен принял это за стон наслаждения. Его объятия стали еще крепче, движения сильнее.
