за годы странствий). Ликсы желали другого: им нужны были рот, ноздри, глаза и уши, чтобы забраться внутрь.
Тесла отбивалась, каталась по полу, плотно сжав губы, начиная задыхаться и чувствуя, как тычутся в них мерзкие твари. Они уже забрались в нос. Как только она разомкнет губы, ликсы заберутся в рот, и это будет конец.
— Тесла…
— Отстань.
— Все пропало.
— Нет.
— Я хочу, чтобы ты знала…
— Нет, говорю тебе. Нет!
Она услышала, как Рауль рыдает, и это был не человеческий звук.
— Держись, — сказала она. — Это… еще… не конец…
Он перестал всхлипывать, но она нутром чувствовала его страх, будто теперь, в последний момент, он делил с ней не только сознание, но и тело.
Как бы она ни сопротивлялась, это все-таки был конец. Воздуха не стало, и легкие стремились вдохнуть его — сей час или никогда. Ликсы только и ждали этого, но у Теслы не осталось выбора. Она разлепила губы, судорожно втянула воздух, не разжимая зубов, и ликсам хватило этой щелки. Тесла тотчас ощутила, как они поползли внутрь, забираясь под язык, соскальзывая в глотку.
Ее затошнило. Подкатила рвота, и рефлекс оказался сильнее воли. Рот открылся, зубы разжались. Этого как раз и дожидались ликсы: они мгновенно хлынули в рот. Тесла кусала их, выплевывала отдававшие дерьмом и гнилью куски. Но на каждого погибшего ликса приходилась парочка живых, спешивших добраться до ее нутра и готовых рискнуть.
Тесла задыхалась, плевалась, блевала, дралась, но было заведомо ясно, кто в этой борьбе проиграет, а кто победит. Ноздри забиты, глотка тоже, а тело корчилось от боли, сдав ленное кольцами ликса-гиганта.
Сознание стало гаснуть, но тут ей вдруг показалось, что ее позвал Рауль:
— Слушай.
Она стала слушать. Где-то совсем рядом раздались голоса.
— Господи! — сказал один.
— Ты только посмотри! В камине! — сказал другой. Потом послышался негодующий вопль, и Тесла, собрав последние силы, которых почти не осталось, повернулась на голос Видимо, смерть подошла к ней совсем близко, потому что глаза ее — повидавшие много странного, но лишь в этом знакомом мире — увидели то, чего не могли разглядеть раньше. В комнату вошли четверо — все мужчины и все насквозь прозрачные.
Один подошел к огню. Двое других остановились в двух шагах от Теслы. Четвертый, самый старший из них — храни его бог, — наклонился над ней и прикоснулся к ее лицу. На верное, он собирался ее утешить, помочь перейти от жизни к смерти, но прикосновение его произвело и другой эффект. Едва он ее коснулся, как ликсы, закрывшие лицо Теслы, принялись извиваться, как разрезанные червяки, а потом обмяк ли, наполнились жидкостью и стали лопаться, заливая щеки и шею какой-то дрянью. С теми, что забились в горло, произошло то же самое, будто распад был заразен.
На лице у ее спасителя отразилось крайнее изумление, но он явно сразу понял, какой властью обладает. Как только Тесла снова обрела способность дышать, он немедленно занялся ликсом, сдавившим ее тело. Приподняв голову, Тесла увидела, как эта мерзкая тварь взвилась и зашипела, будто испуганная кобра. Но призрак не испугался. Наоборот, он протянул руку и коснулся головы ликса, словно погладил. Дрожь прошла по гигантскому телу твари, голова ликса бес сильно упала, и дрянь, из которой его сотворили, полезла наружу. Пасть открылась, оттуда потекло нечто, похожее на мелассу* (* Меласса — черная патока). Потом оплыла голова, и распад пошел дальше. Тесла стряхнула с себя обвисшие липкие кольца, а затем ее организм взбунтовался и изверг всю переполнявшую его мерзость. Когда она подняла глаза, вытирая рот ладонью, призраки заметно побледнели и таяли тем быстрее, чем скорее к ней возвращалась жизнь.
Осталось лишь несколько секунд, сообразила Тесла.
— Как вас зовут? — спросила она.
Ей ответил старший, и голос его был уже едва слышен:
— Я Хьюберт Нордхофф, а это, — он указал пальцем на силуэт возле камина, — Эрвин Тузейкер.
Она повернулась к Эрвину и вдруг услышала еще один голос, прозвучавший у нее за спиной:
— И когда ты научилась вызывать духов?
На радостях она совсем забыла про Киссуна. Но он про нее не забыл Когда Тесла оглянулась, он, еще не опомнившись от изумления, не сумел отвести ее взгляд, и она во второй раз увидела его. Теперь она рассмотрела больше, намного больше. Всякое сходство с Раулем исчезло. В нем мало что осталось от человека. Тесла заметила смутные очертания го ловы — там клубился мрак. Ниже проглядывали последние остатки ребер, часть руки и ноги. Все остальное — мышцы, нервы, кровеносные сосуды, кровь, пульсировавшая в них прежде, — исчезло.
— По-моему… кажется, он тебя боится, — услышала Тесла голос Рауля.
Она не поверила. Только не Киссун. Он никого не боится.
— Посмотри, на него, — сказал Рауль.
— Что я там должна увидеть?
— Его особенность.
Она посмотрела, и тут Киссун снова заговорил с ней.
— Ты играла со мной, — сказал он, и тон его был почти восхищенный. — Ты для виду поддалась ликсам, чтобы показать, что они для тебя не страшны.
— Молодец. Ты правильно понял, — ответила она, пытаясь разглядеть то, что ей велел увидеть Рауль.
— Где ты научилась вызывать духов? — поинтересовался Киссун.
— В Детройте.
— Ты издеваешься?
— Нет. Я научилась вызывать духов в автомобильной столице. Что тебе не нравится?
При этих словах исчезли последние остатки его тела, и Тесла наконец увидела то, что уже разглядел Рауль. В центре тени, которой стал Киссун, мерцая, образовывалась новая форма: спираль, уходящая вдаль и там, вдали, где витки сливались, напоминавшая тоннель. В глубине ее, притягивая к себе взор, что-то ярко светилось.
— Ты не понимаешь, что ты наделала.
Тесла отвлеклась от созерцания и была рада этому. Спираль властно приковывала к себе ее глаза. Что имел в виду Киссун — то ли ему не понравилось, что она вызвала призраков, то ли он не хотел, чтобы она смотрела в спираль, — она не знала и выяснять не собиралась. Если он решил, что она умеет вызывать духов и способна тем самым причинить ему вред в самый неподходящий момент, можно использовать это и сбежать.
— Берегись, — сказал ей Киссун.
— Чего же? — откликнулась она, оглянувшись на дверь. До нее было шагов шесть или семь. Если она хочет уйти, нужно делать это быстро, пока он ничего не понял и не заметил, как у нее трясутся руки и ноги.
— Только попробуй что-нибудь против меня предпринять…
