— Я должен их бояться? — спросил Гарри.
— Возможно, они боятся тебя не меньше, чем ты их, а это означает, что они предпочтут видеть твою голову на блюде. С гарниром.
— Ха-ха. Как смешно.
— Сам спросил, — пожала плечами Норма.
Гарри отвернулся от окна и перевел взгляд на телевизоры. На экранах беззвучно шли свои драмы, и камеры бес страстно фиксировали каждый ничтожный триумф и каждую ничтожную неудачу, как реальную, так и созданную режиссерской фантазией.
— Тебе никогда не казалось, что за нами наблюдают? — сказал Гарри после паузы, когда он перебегал глазами с одного экрана на другой.
— Все время кажется, — ответила Норма.
— Я не про твоих духов, — сказал Гарри.
— А про что тогда?
— Сам не знаю… Ну, может, Бог?
— Нет.
— Что «нет»?
— Ты так говоришь, будто точно знаешь, что так оно и есть.
— Да, знаю. Сейчас, пока я здесь. Спроси у меня об этом завтра, и я, может быть, отвечу иначе. Конечно, я сомневаюсь, но мы никогда не знаем.
— Ты говорил о демонах…
— Ну и что?
— Значит, дьявол где-то есть.
— А если где-то есть дьявол, то должен быть и Бог? Норма покачала головой:
— Мы уже говорили об этом, Гарри. Бесконечный спор.
— Ясно.
— Не знаю, что такое твои демоны…
— Во-первых, они не мои.
— Видишь, мы все время спорим. А я думаю, что твои.
— Хочешь сказать, я виноват в том, что случилось с Гессом? — помрачнев, сказал Гарри.
— Ты же знаешь, я не об этом.
— А о чем?
— О том, что демоны тебя находят, потому что они тебе нужны. И Гессу они тоже были нужны. Они тебе нужны, чтобы не потерять смысл жизни. Одни верят… ну, не знаю, во что они там верят… в политику, в кино. — Норма вздохнула и спросила: — Почему это тебя беспокоит?
— Наверное, погода. Или настроение. Не знаю. — Гарри помолчал. — Неправда. Знаю.
— Скажешь мне?
— Я боюсь.
— Ты боишься ордена?
— Нет.
— Тогда чего?
— Я по-прежнему верю и в черта, и в дьявола. Но в себя я больше не верю.
— Что за чушь ты несешь! — воскликнула Норма и протянула руку в ее сторону. — Подойди сюда, — велела она. — Гарри? Ты меня слышишь?
Он протянул ей руку, и Норма крепко взяла ее повыше запястья.
— Выслушай меня, — сказала она. — И не говори даже, что не хочешь слушать. Иногда нужно сказать некоторые вещи, я хочу этого и скажу. Понимаешь? — Она и не подумала дожидаться ответа Гарри и продолжала, притянув его к себе поближе: — Ты хороший человек, Гарри, а это редко бывает. На самом деле редко. Наверное, тебя что-то подталкивает изнутри, что-то такое, чего нет у других, и потому перед тобой все время встают новые испытания. Не знаю, кто тебя испытывает — и кто меня испытывает, — но знаю, что выбора у нас нет. Понимаешь? У нас нет выбора, так что нам остается только стараться как можно лучше делать то, что мы делаем.
— Ладно, но…
— Я не закончила.
— Извини.
Она притянула Гарри еще ближе. Он теперь стоял рядом с ее креслом.
— Как давно мы друг друга знаем? — спросила она.
— Одиннадцать лет.
Другой рукой она коснулась его лица. Провела пальцами по лбу, по щекам, по губам.
— Все имеет свою цену, а? — сказала Норма.
— Нуда.
— Если бы мы знали зачем и почему, Гарри, мы были бы не те, кто мы есть. Может, мы бы вообще перестали быть людьми.
— Ты действительно так думаешь? — тихо спросил Гарри. — По-твоему, мы топчемся на месте, потому что мы люди?
— В какой-то степени.
— А если бы мы все поняли?
— То перестали бы быть людьми, — повторила Норма. Гарри уткнулся лбом ей в плечо.
— Может быть, так и есть, — тихо сказал он.
— Что так и есть?
— Может быть, пора нам перестать быть людьми.
3
Новая татуировка ныла сильнее, чем все прежние, вместе взятые. Ночью она разболелась особенно, и Гарри несколько раз просыпался: ему снилось, что рисунок ползет по руке, как живой, пытаясь выбраться из-под одежды.
Утром он — как; оказалось, в последний раз — позвонил Грилло. Когда они болтали, Д'Амур помянул Антихриста. Грилло в ответ презрительно фыркнул («Черт возьми, да ты у нас католик, а я и не знал!» — сказал он), после чего их беседа подошла к весьма холодному завершению. Грилло с его Рифом был последней надеждой выяснить что-нибудь про орден, и надежда эта лопнула. Теперь придется войти в дом между Тринадцатой и Четырнадцатой с пустыми руками, не имея понятия о том, что ожидает Гарри. Что ж, не в первый раз.
Он пришел к зданию еще до полудня, занял позицию через улицу и приготовился ждать. До середины дня все было тихо, а потом начали появляться участники. Одни подъезжали в автомобилях, другие приходили пешком, и все быстро шныряли вниз по ступенькам, которые вели к открывавшейся перед гостями подвальной двери. Появлялись и исчезали они так быстро, что Гарри не разглядел ни одного лица. До наступления сумерек в дом вошли около десятка гостей. Подвальную дверь Гарри заметил еще в прошлый раз, когда осматривал здание. Большая, железная, она показалась ему наглухо закрытой и заржавевшей в железном косяке. Все вышло не так.
Гарри ждал, что дело пойдет быстрее, когда стемнеет, но он ошибся. В сумерках
