столь ненавистной, безбрежной страны и там, за Рейном, вновь обрести былое величие и сан повелителя Европы.
На высоком берегу Немана император бросил последний горестный взгляд на бескрайние, щедро политые кровью солдат заснеженные просторы России, из которой ему чудом удалось вырваться. Вспомнил он и тот пологий холм, где стояла прежде его палатка и откуда пять месяцев назад несметная армада его войска сделала первый отчаянный шаг к своей гибели. Однако властолюбивый и коварный повелитель мира, в смятении покидая Россию, не собирался складывать оружие по своей воле. Проведя набор рекрутов в армию, он намеревался отомстить русским за поражение.
Вскоре Кутузов обратился к войскам с горячим призывом: «Итак, мы будем преследовать неприятеля неустанно. Настанет зима, вьюги и морозы. Вам ли бояться их, дети Севера? Железная грудь ваша не страшится ни суровости погод, ни злости врагов. Она есть надежная стена Отечества, о которую все сокрушается. Пусть всякий помнит Суворова: он научил нас сносить и голод и холод, когда дело шло о победе и славе русского народа. Идем вперед, с нами Бог, перед нами разбитый неприятель! Да будут за нами тишина и спокойствие».
Отряд Давыдова в это время двигался в направлении Ковно.
В пути на имя Дениса Васильевича пришел вызов из главной квартиры с предписанием явиться в Вильно, к Кутузову. Доблестный партизан оставил партию на марше, заложил сани и немедля покатил по заметенной снегом вьюжной дороге.
На сей раз его поразила резкая перемена в главной квартире. Вместо порушенной деревушки и старой курной избы, как было в пору его первой встречи со Светлейшим, Давыдов увидел величественный дом, улицу и двор, где стояли великолепные кареты, коляски и сани. Толпы вельмож, генералов, штаб– и обер-офицеров теснились на крыльце в ожидании приема.
Как только Денис Васильевич вошел в просторную залу, присутствующие здесь статные генералы и офицеры в парадных мундирах сразу же обратили на него внимание. Однако на сей раз на нем был не крестьянский армяк, а темный казачий чекмень, красные шаровары, на бедре висела черкесская шашка, а загорелое, посеченное ветрами лицо обрамляла черная, как вороново крыло, курчавая борода. Поляки, вскинув в недоумении брови и переглянувшись, спросили шепотом:
– Кто таков?
– Партизан Давыдов! – гордо прозвучал ответ. Невзирая на множество посетителей, прохаживавшихся возле дверей и смиренно ожидавших своего часа, Кутузов быстро и радушно принял Давыдова. Он усадил его рядом с собой за стол, где была разложена карта.
– Милый наш партизан, – сказал Михаил Илларионович, – есть у меня до тебя одно серьезное и весьма деликатное дело. Граф Ожеровский идет на Лиду. – Он провел карандашом по карте. – Вот сюда и далее к Гродно. Однако Ожеровский, как мне ведомо, не больно-то силен в дипломатии.
– Так, так, – кивнул Давыдов.
– А Гродно следовало бы занять посредством дружелюбных переговоров, нежели путем применения оружия. По сему случаю, как только поступит рапорт от Ожеровского о его продвижении вперед, тебе с отрядом надлежит идти на Меречь и Олиту. А там прямиком к Гродно, дабы употребить всю твою партизанскую сметку и выдержку для занятия города без кровопролития. Ибо Австрия со дня на день станет вновь нашей союзницей. Но ежели этот способ взятия города отпадет, то не возбраняется покорить его штурмом.
В конце беседы Кутузов крепко пожал руку Давыдова и напутствовал его такими словами:
– Не останавливаясь среди геройских подвигов, мы идем теперь далее... Но не последуем примеру врагов наших в их буйстве и неистовствах, унижающих солдата Порою они жгли дома наши, ругались святынею... Мы христиане и будем же великодушны, положим различие между врагом и мирным жителем. Справедливость и кротость в обхождении с обывателями покажут им ясно, что не порабощения их и не суетной славы желаем мы... Но ищем освободить от бедствия и угнетений даже те самые народы, которые вооружались против России...
Как только поступило донесение из штаба, Давыдов сразу же двинул отряд выполнять приказ фельдмаршала. В авангарде скакали казаки под водительством ставшего теперь майором Чеченского.
Столкнувшись под Гродно с австрийскими стражниками, казаки пленили двух гусар. По приказу Давыдова гусар освободили из-под стражи и отослали к коменданту Гродненского гарнизона генералу Фрейлиху.
Фрейлих немедленно прислал парламентера с благодарностью за проявленное великодушие. Чеченский не преминул воспользоваться этим предлогом и повел с австрийцами переговоры о мирной сдаче города.
После нескольких встреч с Давыдовым, где в полной мере проявились его обаяние, выдержка и светскость, надменный и расчетливый Фрейлих, предвидя близящийся крах Наполеона, пошел на уступки и согласился оставить город в неприкосновенности, со всеми запасами провизии.
Партизаны под бой барабанов вступили в Гродно, не обнажив сабель.
Позднее Давыдов узнал, что генерал-адъютант граф Ожеровский со своим войском, значительно превышавшим число отряда его партизан, первым подошел к Гродно и предложил австрийцам сдать город. Однако получил от коменданта гарнизона города решительный отказ. И граф немедля отступил в Лиду, намереваясь пополнить там запасы продовольствия и привести кавалерию в надлежащий порядок.
К Кутузову почти одновременно поступили два рапорта. Один – от Ожеровского с предостережением, что враг силен и не намерен добровольно оставить город. И другой – от полковника Давыдова, где сообщалось, что Гродно взят партизанами без единого выстрела и тем самым спасен от разрушения.
За занятие Гродно путем увенчавшихся успехом мирных переговоров с австрийским
