положение не из низких, и платью твоему должно отражать его словно в зеркале. Ручаюсь, тебе доводилось слышать пословицу: «По одежке встречают». Мы решительно настаиваем, чтобы всегда и везде ты придерживался неких общепринятых принципов моды. Том Доггер никак не может допустить, чтобы его слуга разгуливал по деревне в шапочках с перьями и кричаще ярких чулках, точно деревенщина какая-нибудь. Видишь ли, Ларком, я много о чем наслышан, много о чем; да и своими глазами видел, как ты по окончании трудового дня, красуясь и так, и этак, дефилируешь по Нижней улице до самого ее конца. Должен сказать, на конторе и практике это сказывается не лучшим образом.
– Сэр. – Ларком сохраняет внешнее спокойствие, но внутри у него все кипит от новых выпадов в адрес его персоны.
– И будь так добр, пока делом занимаешься, попытайся заодно обогатить свой словарь. Для слуги поверенного запас слов у тебя довольно скуден. Возможно, скарбом мы тут и обделены, Ларком, но не образованностью, нет! Том Доггер далек от того, чтобы придираться к манерам ближнего своего, тем паче нижестоящего ближнего, однако в качестве приложения к этой конторе и этой практике ты являешься моим представителем в делах личных и профессиональных. Право, надо бы тебе выучиться изъясняться более членораздельно.
– Сей же миг, сэр, – ответствовал Ларком, продемонстрировав тем самым значительное расширение словаря.
Поверенный надел шляпу, облекся в нарядный орехового цвета сюртук и вышел в дверь, туда, где дожидались рессорная двуколка и лошадь, чтобы отвезти его к усадьбе. Худощавый слуга и управляющий проводил хозяина глазами. Когда же колеса двуколки стремительно завращались, унося седока прочь, не закрутились ли в голове у Ларкома колесики иного рода? Внешне ничто этого не выдавало, только торжественно-серьезный взгляд сделался острее и проницательнее, а губы поджались больше обычного (хотя если бы желтые пряди могли сами по себе скрутиться от негодования, полагаю, они бы это всенепременно проделали). Но вот слуга развернулся на каблуках и невозмутимо принялся за работу, как если бы ничего особенного не произошло. Однако же в глубине его души намертво отпечаталось недавнее унижение, претерпленное от мистера Томаса Доггера, и клейму этому не суждено было в ближайшее время изгладиться.
От Проспект-Коттеджа поверенный направил коня на дорогу к Скайлингдену, что представляла собой не более чем узкую стежку, ответвляющуюся на перекрестке чуть западнее деревни. Поднимаясь по петляющей тропе к Скайлингдену, мистер Доггер снова и снова прокручивал в уме вчерашний странный сон, немало его встревоживший. Все утро он тщился – увы, как ни стыдно признать, отвлекаясь от ревностного и энергичного исполнения адвокатских обязанностей, – все утро он тщился вспомнить слова, с которыми обращалась к нему кошмарная тварь на окне. Отчего же они так его встревожили, эти слова, взволновали настолько, что он разом проснулся в глухой ночи, а ведь за никчемным провинциалишкой Томом Доггером такого отродясь не водилось? Теперь полдень давно минул, а разгадка по- прежнему от него ускользала – хотя ощущалось в голосе, произнесшем роковые слова, нечто знакомое, нечто из прошлого, что ему, хоть убей, никак не удавалось объяснить. Пытаясь вспомнить свой сон, он совершенно извелся; и не зная, как еще восстановить провал в памяти, до поры выбросил проблему из головы и вместо того сосредоточился на цели сегодняшнего выезда.
В Скайлингдене опять поселились жильцы! Последние его обитатели покинули усадьбу много лет назад и возвратились в Эйлешир. Любопытного поверенного уязвляло то, что все его попытки расследовать дело потерпели крах, все усилия выявить нынешнего владельца Скайлингдена натолкнулись на стойкое противодействие муниципальных властей; ведь хранились же соответствующие документы в главном городе графства, и, как в любом другом уголке Талботшира и по всему миру, хранились в запечатанном виде – вплоть до того момента, как осуществлялась законная передача прав собственности! Даже внушительного юридического арсенала мистера Томаса Доггера недостало, чтобы взломать сию печать. Данная предосторожность подсказывалась соображениями конфиденциальности и обеспечивалась городским советом. Хотя, конечно же, кому принадлежит та или иная недвижимость, в большинстве случаев знали всяк и каждый, ибо в утаивании необходимости не было, однако считалось, что желающие сохранить свои интересы в тайне имеют на то полное право.
Что до Скайлингдена, здесь и впрямь было над чем поломать голову. Разумеется, усадьба принадлежала семейству Кэмплемэн; ее представители жили там довольно долго. Все изменилось лет двадцать или около того назад. Мистер Доггер знал почти доподлинно, что род этот вымер, – и даже вообразить не мог, что дело обстоит иначе. Так что вопрос, кому ныне принадлежит Скайлингден, волновал его и с личной, и с профессиональной точек зрения. Кому перешла данная недвижимость? К какому наследнику? Возможно, на усадьбу предъявили права кредиторы? Или это – выморочное имущество? Вывод напрашивался сам собою: некто, совершенно посторонний и к Кэмплемэнам отношения не имеющий, откупил поместье. Но ежели так, отчего новый собственник не вселился в особняк раньше? Может статься, в Верховный канцлерский суд подали иск? Может статься, мистер Вид Уинтермарч в самом деле является владельцем Скайлингдена, невзирая на все свидетельства обратного?
Мистер Доггер твердо вознамерился отыскать ключ к разгадке и, возможно, задать мистеру Уинтермарчу вопрос напрямую, если разговор потечет в нужном направлении. А уж соизволит ли мистер Уинтермарч ответить и если ответит, то не солжет ли, – это, разумеется, уже совсем другая проблема.
Узкая тропка взбиралась все выше и выше, по левую руку от дороги черная гладь озера отступала все дальше, а вокруг двуколки смыкались высокие сосны, ели и кедры Скайлингденского леса. Воздух чащи был удушливым и спертым. Склон сделался заметно круче; впереди замаячил резкий поворот. Мистер Доггер как раз преодолевал этот непростой участок дороги, когда вдруг неожиданно столкнулся нос к носу с еще одной запряженной конем двуколкой, что в отличие от него катилась вниз.
Едва поверенный разглядел, кто правит лошадью, лик его слегка омрачился, при том, что профессиональная личина, вроде как у слуги Ларкома, не изменилась ни на йоту. Он натянул поводья и прикоснулся пальцем к полям шляпы; джентльмен, спускающийся по склону, поступил точно так же.
– Да вы новых жильцов Скайлингдена навещали, – промолвил поверенный, не столько предполагая, сколько констатируя факт.
Второй джентльмен чопорно кивнул. Лицо его, гладкое и невыразительное, сродни бледному пергаменту, с кроткими голубыми глазами, дышало спокойной безмятежностью. Из- под шляпы выбивались жидкие пряди седых волос; все остальное скрывал темно-синий костюм.
– Я засвидетельствовал свое почтение мистеру Уинтермарчу и его семье, – промолвил мистер Холл (конечно же, это был он), – и сердечно их поприветствовал от лица всех обитателей города.
– И как вас приняли? – поинтересовался мистер Доггер, выпрямившись на сиденье и скрестив на груди руки.
– Во всех отношениях любезно. В целом они показались мне превосходным семейством, хотя и несколько замкнутым.
– Обустраиваются, никак?
– По всей видимости.
– Я слыхал, там еще жена и юная дочь наблюдаются: Уинтермарч,
