– Да. Жена и сама довольно юна для джентльмена в возрасте мистера Уинтермарча, а дочь – не старше девяти-десяти лет. Прелестное дитя и на мать похожа как две капли воды. Исключительно респектабельное семейство. А вы, я так понимаю, едете с той же миссией?
– Вы – сама проницательность, – улыбнулся поверенный, подпуская в улыбку самую что ни на есть малую толику иронии. – Но, конечно же, при вашей профессии иначе нельзя. Доктор должен быть зорким и бдительным союзником пациентов – по крайней мере так мне объясняли.
Эти два джентльмена относились друг к другу с вежливой, однако весьма ощутимой прохладцей в силу не вполне очевидной причины, причем с незапамятных времен, так что их сдержанное обхождение друг с другом уже вошло в привычку, и оба научились ее не замечать.
– Удачи вам в вашем начинании, – промолвил доктор Холл, готовясь развернуть двуколку и лошадь так, чтобы объехать экипаж поверенного. Ему предстояло навестить своих пациентов, и из графика он уже выбился.
– А что за человек этот Уинтермарч? – резко осведомился мистер Доггер. – Будьте добры, ваше профессиональное мнение, сэр. Не беспокойтесь, надолго я вас не задержу.
Доктор помолчал, осмысливая нежданный вопрос. Врожденная осмотрительность внушала придержать язык, в то время как здравый смысл не видел вреда в том, чтобы поведать те подробности, которые собеседник выяснит и сам, едва добравшись до усадьбы. Наконец здравый смысл возобладал.
– Зрелый, исполненный достоинства, интеллектуал; эффектный профиль, усы, бакенбарды. Безупречные манеры. Держится не слишком неприступно и не слишком фамильярно; и очень даже терпим к незнакомцу, заехавшему с визитом в разгар дня.
– Он ведь горожанин? Из Вороньего Края, надо думать?
– Да, сдается мне, он приехал из города.
– Как я и подозревал, – кивнул мистер Доггер.
– Но из Вороньего Края ли, или из Фогэмптона, или из Солтхеда, или из других мест – этого я вам не скажу, поскольку мне он о том не сообщил.
– Досадно, весьма досадно. Я, впрочем, склоняюсь к мысли о Вороньем Крае.
– Вот и я так думаю.
– Ничего больше вы из разговора с ним не выяснили?
– Нет. Да я и пробыл там совсем недолго. Мы беседовали главным образом о Скайлингдене и о стараниях мистера Уинтермарча отремонтировать полуразвалившийся дом.
Доктор вновь умолк; в глазах его светилась глубокая задумчивость. В памяти застряло что-то еще – тень, химера, словом, сущий пустяк. Что-то запало ему в сознание в ходе беседы в гостиной Скайлингдена – и властно напоминало о себе. Ничего важного, о нет, даже и говорить не о чем; иллюзия, доведенное до полного абсурда и бессмыслицы порождение фантазии. Воображение чересчур разыгралось, вот и все. И все же… все же…
Следует заводить о том речь или нет? В частности, следует ли заводить о том речь здесь и сейчас, в разговоре с мистером Доггером?.. На краткий миг безмятежное спокойствие доктора словно бы дрогнуло. Этого было довольно; вкрадчивый, пронзительный взгляд поверенного подметил неуверенность доктора – и так и впился в свою жертву.
– Вам есть что добавить?
Новая пауза. Доктор молчал, взвешивая про себя возможные альтернативы. А таковых было вопиюще мало. Сколько бы он ни пытался, вычленить из сознания химеру и сущий пустяк отчего-то не удавалось.
– Мне сдается, – ответствовал он медленно и осторожно, – сдается мне, с этой семьей я уже где-то встречался.
– Где же?
– Не могу сказать в точности. Это лишь ощущение, не более, возникшее в результате беседы очень и очень краткой. И чем дольше я об этом размышляю, тем более озадачен и заинтригован. Хотя, возможно, я не прав, говоря о семье, поскольку ощущение это касается одного только мистера Вида Уинтермарча. В толк не могу взять, откуда бы мне знать его жену и дочь.
– Может статься, вы имели удовольствие быть знакомым с помянутым джентльменом в далекой молодости, – предположил поверенный. – И, конечно же, с течением лет он изменился.
– Да, очень вероятно, что так.
В памяти доктора тотчас же возник образ новых обитателей Скайлингдена – какими предстали они перед визитером в гостиной, – и мистера Вида Уинтермарча в частности. Где же прежде видел он этого сурового джентльмена с эффектным ястребиным лицом? И когда? За буйными усами и бакенбардами, за насквозь пропитанными краской волосами, за морщинами, взявшими в осаду стареющее лицо, за накопленными наносами лет не просматривается ли разительное сходство с…
Доктор вздрогнул, пораженный сделанным открытием.
– В чем дело? – осведомился мистер Доггер, с трудом сдерживая любопытство. – Вы его знаете?
– Не уверен. Скорее всего я просто ошибся.
– Похвальная осмотрительность, сэр. Ложное обвинение порою чревато серьезными последствиями, – фыркнул поверенный, изрядно раздосадованный нерешительностью собеседника.
– Я никого не обвиняю, сэр, – резко парировал доктор Холл. Он сверился с часами, нахмурился и, вновь взяв в руки вожжи, направил лошадь в объезд чужой двуколки и вниз по холму. Не попрощавшись с поверенным ни словом, ни взглядом.
– Проваливай себе, Эскулап, – прыснул поверенный себе под нос, краем глаза наблюдая за уезжающим доктором. Постоял на месте еще немного, упиваясь лесным воздухом и собственными мыслями, до тех пор, пока грохот колес не затих в отдалении. А затем взялся за хлыст и продолжил путь, дабы своими глазами увидеть все то, что открывается взору в гостиной Скайлингдена.
Далеко внизу докторская двуколка, подпрыгивая на колдобинах, прокатилась по каретному тракту и въехала на Нижнюю улицу; сам же доктор, выбросив из головы неразрешимую загадку, сосредоточил все свое внимание на пациентах, которые к тому времени, надо думать, уже гадали, куда тот запропастился.
Глава 7
ЛЕГЕНДА ОБ ОЗЕРНЫХ БРАТЬЯХ
Тем же вечером – в то время как над округой лениво сгущались летние сумерки, и вот уже от солнца ничего не осталось, кроме слабого отблеска за изрезанной грядой Талботских пиков, – доктор Уильям Холл, завершив объезд пациентов и отужинав в одиночестве, задумчиво прогуливался по Нижней улице вплоть до самого ее конца. Наконец он поднялся по каменным ступеням лестницы, ведущей к «Деревенскому гербу». Вечер выдался на диво погожий; над головой перемигивались и мерцали звезды, да и гостиница, то есть «Герб», глаз радовала – уютный гостеприимный приют для покрытых дорожной пылью путешественников, славный постоялый двор с чистыми комнатами, чистыми постелями и цветочными ящиками на окнах; место, где простыни мягки и белы и пахнут лавандой, где кормят лучше лучшего, где сам хозяин и штат прислуги радушны и почтительны. Не одни
