– Зачем? – не понял Калем, но брат был уже в дальнем конце коридора, у выхода на улицу.
Калем вышел вслед за ним в туман, такой густой, что, спустившись с последней ступеньки, ему пришлось остановиться и подождать, пока Эйкен его не окликнет, чтобы понять, куда двигаться дальше.
– Куда, черт побери, мы идем?
– Скоро узнаешь, – донеслось до него из тумана.
Калем пошел на звук голоса Эйкена, почти вслепую бредя по дорожке и размышляя при этом, что дети брата, в особенности Кирсти, очень похожи на отца. Эйкен всегда был неутомимым и чуточку взбалмошным. В то время как Калем играл по правилам и вел себя осмотрительно, подчиняясь рассудку и логике, Эйкен создавал свои собственные правила. Братья редко приходили к единому мнению в отношении чего бы то ни было. Возраст, время и уважение друг к другу научили их не лезть на рожон, оставляя другому возможность действовать сообразно собственному разумению. Впрочем, за эти годы бывало, что только доводы рассудка сдерживали Калема, не давая ему выйти из себя; в такие минуты он от всей души желал, чтобы они с братом больше походили друг на друга.
Еще несколько минут – и ботинки их гулко застучали по доскам причала. В чуть поредевшем зыбком тумане Калем разглядел очертания могучей фигуры Эйкена; тот спрыгнул на палубу баркаса, и сгустившийся туман вновь сомкнулся, тотчас же поглотив его.
– Поднимайся на борт, Калем. Мне нужна твоя помощь.
– Где ты, черт побери? Ничего не разобрать в этом тумане.
– Я здесь.
Внезапно желтоватое сияние фонаря пробилось сквозь туман в нескольких ярдах от Калема.
– Где это здесь?
Калем добрался до волнореза и поднялся на борт.
– На корме, рядом с баком для макрели.
Пробираясь по палубе, Калем бормотал себе под нос:
– Макрель? С каких это пор Эйкен занялся рыбной ловлей?
Он отыскал наконец брата; тот стоял молча, очень спокойно, но с той же озорной затаенной усмешкой, какая обычно появлялась у него на губах, когда он намеревался взять верх над кем-либо, как в тот день, когда Эйкен победил в метании ствола[3] на ежегодных спортивных состязаниях или когда он перевернул вверх тормашками аккуратно заправленную кровать Калема.
– Я тут кое-что привез для тебя, братец. Подарок.
Калем заподозрил, что это очередная дурацкая шутка Эйкена.
– Подарок?
– Вот здесь – решение всех наших затруднений. Нечто такое, в чем мы, похоже, действительно нуждаемся.
Эйкен нагнулся и поднял крышку. Послышался приглушенный шум, напоминающий резкие, отчаянные крики морских чаек, угодивших в стог с сеном.
– Взгляни!
Эйкен протянул ему фонарь.
Калем опустил лампу пониже над баком и заглянул внутрь. Он приглядывался к чему-то, что более всего напоминало громадный бесформенный ком. Намокшие шелка и белоснежная кожа, четыре руки, молотящие по воде, и – то там, то сям – взмахи ног.
Вскоре он понял, что ком этот – вовсе не лох-несское чудовище, а две задыхающиеся, до нитки промокшие женщины в роскошных вечерних туалетах, крепко-накрепко затянутые в старую рыболовную сеть. Они барахтались и отпихивали друг друга локтями, пытаясь принять нормальное положение.
Калем замысловато выругался и посмотрел на Эйкена.
– Женщины? Ты привез новых женщин?
– Ну да. – Эйкен облокотился на поручни, скрестив руки на груди. – Но это не просто новые женщины, а кое-что получше. – Он кивнул головой в сторону девушек: – Это наши невесты. Мы женимся на них.
Глава 12
Тому, кто, блуждая во мраке глубоком,
В трясине по шею увяз ненароком,
Опыт – скорее, чем солнца лучи, —
Подскажет – другую дорогу ищи!
Брюнетка поднялась, продолжая отбиваться. Как только ее развязали, она выплюнула кляп изо рта.
– Ты, безмозглый болван!
Она замахнулась. Калем слегка отступил, хотя она и целилась в улыбающееся лицо
