смотрела на ее отца одним из тех колючих, враждебных взглядов, какие бывают у людей, когда они хотят показать вам, что собираются с вами расквитаться. Таким же отвратительным взглядом смотрел на нее Честер Фарради, когда вытащил наконец свою глупую голову из грязного ведра.
Через руку у отца была перекинута сухая одежда; он не отрывал глаз от девушки. Было не заметно, чтобы он сердился, однако девушка, казалось, полностью завладела его вниманием, ради которого Кирсти приходилось прилагать столько неимоверных усилий.
– Она воровка, – напомнила Кирсти отцу.
Тот на мгновение перевел на нее взгляд:
– Глупышка! Она ведь спасла тебе жизнь.
– Я умею плавать.
Она и правда умела плавать.
Отец посмотрел на нее так, будто хотел возразить, однако ничего не сказал. Он просто кинул ей сухую пижаму. Девочка быстро переоделась, не сводя с него глаз. Отец закрыл дверь и прошел через комнату, остановившись рядом с девушкой с волнистыми волосами; та едва не свернула себе шею, пытаясь заглянуть ему в лицо, такой он был высокий.
– Я ведь уже просил тебя снять эту мокрую одежду, Джорджи.
Девушка покрепче закуталась в одеяло, скулы ее напряглись.
– И не подумаю.
Они смотрели друг на друга – долго, не отрываясь. Кирсти сидела, наблюдая за ними, переводя взгляд с одного на другого. Все было как-то странно, в воздухе чувствовалось напряжение, как это бывает перед грозой, когда все затихает и птицы внезапно куда-то прячутся. Кирсти очень не нравилось, как ее отец смотрел на эту Джорджи. Девочка и сама не понимала почему. Ей только хотелось, чтобы он перестал так смотреть, и внутри у нее что-то больно сжималось; так бывало с ней иногда. Так, словно у нее болело сердце или какая-нибудь важная часть ее начинала неожиданно съеживаться, грозя исчезнуть совсем. Такое бывало с ней, когда Кирсти готова была сделать какую-нибудь невероятную глупость – заплакать, к примеру.
– Значит, ты предпочитаешь остаться в этой мокрой одежде и замерзнуть окончательно. – Отец как-то странно улыбнулся – такая улыбка бывала у Грэма, когда он знал какую-нибудь тайну и не хотел говорить ей.
– Я прекрасно себя чувствую.
Оторвав наконец взгляд от этой змеи, отец перевел его на Кирсти:
– Иди к себе в комнату. И ложись спать.
Кирсти не шелохнулась, она молча смотрела на отца; тот снова отвернулся от нее. Он наклонился и, обхватив за талию девушку, приподнял ее и поставил на ноги рядом с собой. Он что-то сказал ей, но так тихо, что Кирсти, как ни старалась, ничего не смогла расслышать. Никто из них не заметил, как девочка встала, пытаясь подойти к ним поближе. Она тихонько продвигалась, пока не очутилась так близко, что капли холодной воды, стекавшие с разорванного платья девушки, упали на ее босые ноги.
Белые, как у призрака, щеки девушки стали вдруг ярко-пунцовыми, и она произнесла:
– Я бы не стала этого делать, будь я на вашем месте.
– Что это – вызов, Джорджи?
Кирсти потянула отца за рукав, задрав голову и глядя на них снизу вверх:
– Чего не стала бы делать?
Они оба обернулись.
– Я же велел тебе идти спать.
– Я не устала.
Отпустив на мгновение девушку, отец взъерошил свои волосы. Потом он снова перевел глаза с Кирсти на девушку:
– Сними с себя все мокрое и переоденься вот в это. – Он протянул ей одежду. На самом верху лежало что-то зеленое, блестящее и очень знакомое.
– Нет! Это мамино!
Кирсти выхватила платье из рук девушки и крепко прижала к себе, чтобы никто не смог отобрать его.
Отец посмотрел на нее так, точно она ему дала оплеуху.
– Это мамино, – повторила Кирсти и, к своему ужасу, почувствовала, что сейчас заплачет. Слезы волной поднялись из ее груди и стояли в горле, мешая дышать, как мокрая глина, которая липнет к ногам и мешает идти.
– Это ведь только платье, – сказал отец. – Что здесь такого?
Кирсти не ответила ему. Она не отводила глаз от платья, усеянного темными влажными крапинками ее слез.
– Замечательно вы это придумали, мистер Мак-Олух, – пробормотала девушка.
– Откуда я мог знать, что она так поступит?
