– Когда после представления я держала в руках ту куклу, смотрела на нее, я вдруг неожиданно почувствовала frisson,[37] потом, когда я узнала обо всем, мне показалось, что эта безжизненная кукла – я.
– Глупости! – воскликнул Карл. – Если бы вы не захотели принадлежать мне, вы стали бы сопротивляться, и я ушел бы, оставил вас.
– Но от неожиданности… я могла бы и не сопротивляться, – ответила Фрэнсис и посмотрела на Карла из-под своих длинных ресниц.
Флиртовать и развлекать мужчину болтовней было легко. И даже приятно. Она не боялась его, и теперь, когда он не позволял себе ничего, кроме нежного прикосновения к руке, Фрэнсис не протестовала.
– Скажите мне, что я должен сделать, чтобы доставить вам удовольствие? – настаивал Карл.
– Ничего, сэр. Оставаться терпеливым, добрым и рассудительным, каким, я надеюсь, я и буду вас всегда видеть.
Она говорила чуть слышно, чувствуя себя виноватой и начиная понимать, как нелегко ей будет удерживать его на расстоянии, когда он так откровенно стремится к другим отношениям…
– Наверное, все-таки существует что-то, чего вы хотите, – настаивал он. – Драгоценности? У вас будут такие, что Барбара сгорит со стыда. Туалеты? Их могут присылать из Франции. Апартаменты, слуги, которые будут соответствовать вашему положению. Титулы, которыми вы сможете гордиться и которые поставят вас выше всех, за исключением королевы…
– Как я могу предать королеву, которая всегда так добра ко мне? – укоризненно спросила Фрэнсис.
– Я уверен в том, что она предпочла бы вас Барбаре Каслмейн, – холодно ответил Карл. – По крайней мере, вам не пришло бы в голову открыто демонстрировать свое торжество.
– Никогда. Но она все равно страдала бы, Карл.
Сейчас единственной заботой Фрэнсис было оттянуть время, поддержать в нем надежду, заставить его поверить себе и более или менее успокоить. Она продела свои тоненькие белые пальчики между крупными загорелыми пальцами короля и принялась вертеть одно из его колец – перстень с прекрасным изумрудом.
Король сделал движение, словно собирался снять его.
– Оно слишком большое, но его можно переделать, – сказал он.
Фрэнсис покачала головой и слегка отодвинулась от него.
– Нет, нет, мне ничего не надо, – запротестовала она.
– Бог мой! Тогда вы совсем не такая, как другие женщины!
– Ваше Величество, вам очень не повезло, если вы знали только хищниц.
– Скажите мне правду, – попросил он, – вы хоть немного любите меня?
– Конечно! Кто же не любит короля?! Но я не намерена занимать место Барбары. Она мой друг.
– Потери Барбары могут быть компенсированы.
– Как можно компенсировать женщине унижение? Кроме того, я слышала, что она уехала в Ричмонд, потому что больна и ждет ребенка. В последнее время она действительно выглядела плохо, она была больна, и что бы ни случилось во время ее приема, вряд ли ее можно было бы в этом обвинить.
Карл, пожалуйста, не требуйте от меня никакого решения относительно… нас, пока она не поправится. Если только она услышит об этом – а она не может не услышать! – это очень плохо на нее подействует. Кроме того, сейчас, когда ребенок еще не родился, вы еще принадлежите друг другу. Я чувствую это! И если я… если мы… нет, я не могу делить возлюбленного!
– Предположим, не можете, – заметил Карл с неохотой, подавляя тяжелый вздох и думая о том, что его несчастная королева вынуждена делать именно это. Кроме того, хоть он и был счастлив и вздохнул с облегчением, когда приехавшая из Португалии принцесса оказалась такой милой и обаятельной, он никогда не испытывал к ней тех чувств, которые испытывает сейчас к этой прекрасной девушке, сводящей его с ума.
Фрэнсис пошевелила пальцами, которые он держал в своей руке, и ему даже в голову не пришло, что она всего лишь считает, сколько месяцев осталось Барбаре до родов. Она в положении менее трех месяцев, и Фрэнсис решила, что в ее распоряжении примерно семь, даже больше, потому что не сможет же Карл сообщить ей о том, что их отношения закончились, пока ребенку не исполнится хотя бы месяц. Господи, пусть она благополучно доносит этого младенца, мысленно молилась Фрэнсис.
– В Гемптон Курт вы были счастливы, – неожиданно сказал Карл. – Я помню то лето, когда вы только что приехали из Франции. Вам нравились старые дома. Скажите только слово, дайте мне обещание, и я все для вас сделаю. Старый дом Уолси[38] будет принадлежать вам.
– О нет!
Пораженная таким безумным предложением, она все-таки была тронута. Она ни в малейшей степени не стремилась обладать этим историческим зданием, которое должно было принадлежать всей нации, а не одному человеку. Она хотела бы иметь дом, который могли бы перестроить и улучшить по своему вкусу и желанию. И, думая об этом, она сразу же вспомнила Карла Леннокса и Кобхем Холл, и многое в собственном поведении стало Фрэнсис
