— Ваш терапевт, доктор Кейдж, мой старый друг. Мы вместе работали в Стэнфорде. Я уважаю его мнение.
Дэвид тихо шел сзади, не говоря ни слова.
Бренда нарушила молчание.
— Доктор Кейдж сказал, что вы получили степень в двадцать три года. А книгу «Сны» написали в двадцать четыре. Это правда?
— Просто поразительно, на что способен увлеченный человек. Впрочем, вам-то это известно лучше, чем кому бы то ни было. Сколько известно женщин афро-американского происхождения — вице-президентов таких компаний, как «Дэйта-Комп»?
Триас открыла перед Дэвидом дверь своего кабинета и заметила, как он двигался. Неуклюже, словно его телом управлял кто-то извне. Словно он терял контакт с собственным телом и продолжал двигаться лишь благодаря усилию воли. Странно.
Она скользнула за стол из черного дерева. За ее спиной на стене висел большой плакат: «Сплю ли я СЕЙЧАС?»
— Садись, пожалуйста, — жизнерадостно сказала Триас. — Я хочу проверить то, что мы записали вчера, Дэвид. Когда начались кошмары?
— Три месяца назад. — Его голос звучал очень тихо. Она подождала продолжения. Но, как и во время вчерашней беседы, он просто опустил глаза в пол, рассматривая узоры ковра.
— Мы как раз вернулись из отпуска, — подсказала Бренда.
— Хорошая была поездка?
Он кивнул.
— Было ли в ней что-то необычное?
Он ничего не сказал. Наконец мать прервала молчание.
— После того, как Дэррил… умер, мне кажется, что я делаю что-то не так. В «Дэйта- Комп» дела пошли плохо, и фирма потребовала моего повышенного внимания. — Она стиснула руки на коленях. — Дэвид тоже его требовал. Отпуск был для нас возможностью побыть вместе в тех местах, где мы когда-то были счастливы.
Доктор Триас кивнула:
— Дэвид. Расскажи мне о своих снах.
Он глубже ушел в кресло.
— Дэвид? — нетерпеливо прошептала Бренда.
Он отвернулся от нее.
— Они всегда разные, — пробормотал он. — Те, что я помню.
— Можешь рассказать один, который ты помнишь наиболее отчетливо?
— Они все разные, — повторил он. — И все одинаковые.
— Расскажи тот, что помнишь. — Бренда открыла рот, но Триас предостерегающе подняла палец.
В кабинете долго висела тишина. Раздавалось только стрекотание кондиционера. Потом Дэвид заговорил.
— Я — что-то вроде мотылька, — сказал он. — То есть у меня есть крылья, и я летаю. Иногда я пролетаю мимо чего-то блестящего и могу видеть себя, и я выгляжу, как я сам. А иногда я смотрю на свое тело и выгляжу как насекомое, но это нормально, мне это тоже нравится. И вот я летаю в этом саду. И я просто смотрю на цветы и на всякие вещи, мимо которых пролетаю. А потом я врезаюсь в это.
— Это?
— Что-то липкое. И я пойман.
Внезапно Дэвид перестал просто рассказывать об этом. Он уже жил в этом. Его тело задергалось.
— Я пытаюсь вырваться. Я дергаюсь, но это больно. Словно я разрываю тело на части, пытаясь вырваться.
Он высоко поднял плечо и выпрямил левую руку, словно его пальцы были приклеены к стулу.
— Что-то приближается ко мне, — прошептал он. Его тело почти вибрировало, словно он был туго натянутой струной, которую дергала рука плохого музыканта. — Оно приближается…
— Ты можешь это описать?
— Восемь ног. Черное круглое тело. О боже… — Его глаза широко раскрылись, затем закатились. — Челюсти, челюсти! — И он закричал: — Мама!
Бренда вскочила с места.
— Сядьте! — остановила ее Триас. Потом она добавила: — Пожалуйста. — Приятно улыбнувшись, она вновь повернулась к Дэвиду: — Это паук?
— Да.
— Разве ты не понимаешь, что только наблюдаешь за пауком, пытающимся убить мотылька? Что ты находишься в своем собственном саду?
Казалось, можно было расслышать скрип рычагов в его мозгу, которые пытались остановить движение мысли, изменить его направление.
— Сад?.. — спросил он наконец.
— В своем собственном саду. Это просто маленький паук. Разве ты не видишь? И ты можешь, если захочешь, наступить на него пяткой и раздавить?
Дэвид судорожно глотнул и кивнул, еще не до конца веря ее словам, но пытаясь в них поверить.
— Хорошо, возвращайся к нам, — сказала Триас. — Тебя преследует именно этот сон?
Он уставился в пол.
— Однажды я был птицей со сломанным крылом. Ко мне подкрадывалась кошка. Потом я был пескарем, и меня поймала какая-то медуза. Она жалила по-настоящему.
— Когда у тебя был этот сон? — спросила доктор Триас.
— Две недели назад.
— Боль казалась очень реальной?
Он посмотрел на мать, потом опять на врача.
— Нет, — сказал он, и в его юных глазах светился неистовый ум. — Вы не слушаете меня. Никто меня не слушает. Я же сказал, что она жалила по-настоящему.
Бренда тяжело вздохнула. Мальчик сорвал с себя рубашку. Его спина была исполосована пятью тонкими параллельными полосами. Было похоже, словно кто-то неглубоко прорезал кожу лезвием, а затем втер в раны квасцы.
— Как это случилось? — спросила Триас.
— Во сне. — Он оглядел комнату и внезапно расплакался. — Я знал, что вы мне не поверите. Никто мне не верит. — Он сорвался с кресла и вылетел в коридор. Бренда вскочила со своего стула, но Триас удержала ее, покачав головой. — Одна из сестер приведет его обратно.
Длинным ногтем Бренда потрогала кутикулу на левом большом пальце.
— Что вы об этом думаете?
— Стигмат? — мрачно улыбнулась Триас. — Существуют задокументированные случаи ран, вызываемых психосоматическим путем. Но это еще далеко не изучено.
— Что же это тогда?
— Это была ваша первая поездка за три года?
— Да. — Бренда уставилась в пол. — Мне необходимо было попытаться. После того, как его отец… мой бывший муж скончался. И при таких ужасных обстоятельствах. — Ее руки
