— Спасибо, дитя мое.
С этими словами она бросила одно из полотенец на перила балкона.
Видимо, это послужило знаком. Прошло совсем немного времени, и в скале открылась малозаметная дверца. Из нее на четвереньках выбрался рослый, бородатый и немолодой уже мужчина. Это и был принц Оливер.
Он уселся так, чтобы его тронутая сединой голова не показывалась над перилами. Уселся, сидя, поклонился Камее и вопросительно взглянул на мать. Королева кивнула.
— До нас доходит мало вестей о Поммерне, — сказала она. — Вы не могли бы немного рассказать о вашей родине?
— С удовольствием, ваше величество. Что вас интересует?
— Многое. Ну, для начала, почему палаты курфурстентага называются Аделигом и Хинтербайном? Что означают эти названия?
— Аделиг в переводе с древненемецкого означает «благородный». Там заседают представители дворянства. А Хинтербайн означает либо заднюю ногу, либо вставание на дыбы. Второе в большей мере отражает характер нижней палаты. Туда прямым голосованием избираются представители любых сословий от всех двенадцати федеральных земель. Состав получается очень пестрым, и эта часть курфюрстентага отличается беспокойными нравами.
— Понимаю. Палаты равны в правах?
— Не совсем.
— А в чем разница?
— Ну, например, вся геральдика и вопросы, связанные с пожалованием титулов находятся в ведении исключительно Аделига. А привилегией Хинтербайна является установление технических стандартов.
— Технические стандарты? Что это такое?
— Свод требований к товарам, которые производятся в Поммерне. Благодаря системе стандартов есть возможность контролировать качество изделий.
— Очень разумно. Но мне кажется, что право устанавливать стандарты важнее права титулования.
— Так оно и есть. Качество позволяет успешно продавать наши товары на внешнем рынке и является основой экономического благополучия страны. Однако и Аделиг, и Хинтербайн могут накладывать вето на решения друг друга.
— Кому же тогда принадлежит окончательное решение?
— Согласительной комиссии.
— А если согласительная комиссия не приходит к согласию? Так ведь бывает?
— Да. Хотя довольно редко, но случается.
— И что же тогда?
— Тогда решение принимает курфюрст. И это решение — окончательное.
Тут впервые подал голос принц.
— Ага, — заметил он. — Все-таки курфюрст.
— Да, — сказала Камея. — Курфюрст. Поэтому парламентарии предпочитают договариваться друг с другом.
— А может ли курфюрстентаг отменить какой-нибудь из указов вашего отца?
— Любой. Но только двумя третями голосов. Есть еще и конституционный суд.
Мать и сын переглянулись.
— Должна для полноты картины добавить, что важные решения государя подлежат утверждению обеими палатами, — сказала Камея.
— О, это уравнивает возможности. И какого рода решения?
— Такие, как объявление войны, назначение канцлера, введение и отмена налогов.
— Есть ли у вас недовольные политической системой? — спросил принц.
— Да, конечно.
— Много?
Королева слегка нахмурилась.
— Оливер, возможно, ты пытаешься получить секретную информацию.
Камея удивилась.
— Секретную? Нет, нет, ваше величество. Эта информация вполне открыта, она печатается в газетах. Недовольных у нас мало.
— Ну, тогда я присоединяюсь к вопросу. Сколько же?
— В среднем по курфюршеству — несколько процентов населения. Что-то около семи, насколько я помню.
— Несколько процентов? Это данные вашей полиции? — быстро спросил принц.
— Нет, полиция не должна считать недовольных, у нее это никогда хорошо не получится. Полиция должна выявлять только тех из них, кто нарушает закон.
— Хорошо сказано, — улыбнулась королева. — И удается?
— Не всегда, не сразу, но большей частью удается.
Принц Оливер оставался совершенно серьезным.
— Простите, а откуда тогда известно число недовольных?
— В масштабах страны — из результатов выборов того же курфюрстентага. А в масштабах отдельной федеральной земли — по результатам выборов мэров, депутатов ландтага, сельских старост. Довольно просто…
— Вот как? Ах, ну да, ну да, разумеется. Все довольно просто для вас. А для нас же — все очень ново.
Принц задумался.
— Ты узнал все, что хотел? — спросила королева.
— Далеко не все, ваше величество. Но времени уже нет. И все же кое-что нужно выяснить сейчас. Скажите, принцесса, а среди вашего дворянства недовольных, наверное, все же больше, чем в среднем по стране?
— К сожалению, около трети.
Собеседники Камеи переглянулись.
— Не так уж и много, — пробормотал принц.
Камея покачала головой.
— Не знаю. Это смотря с чем сравнивать. Во всяком случае, в начале царствования отца, когда реформы только начинались, недовольных дворян было куда больше, и это понятно, они потеряли значительную часть своей власти. Но потом постепенно поняли, что новое устройство общества и для них плюсов имеет больше, чем минусов.
— И в чем эти плюсы? — спросила королева.
— Да во многом, ваше величество. Если в двух словах, жизнь стала безопаснее и, я бы сказала, добрее. Прекратились междоусобицы и крестьянские восстания. Наш курфюрст давно уже не имеет возможности объявить войну по своей прихоти или капризу. Сначала ему необходимо убедить тех, кому предстоит воевать, в том, что надо воевать. А для этого доводы нужны весьма веские. Не случайно вот уже четверть века Поммерн ни на кого не нападал. Если же нам приходится обороняться, солдаты прекрасно понимают, что защищают свое, потом нажитое добро, — это еще один и очень важный плюс. Воюют не за страх, а на совесть. Наши генералы, среди которых немало представителей старых аристократических фамилий, курфюрстенвером довольны. Сейчас создается неплохой флот и… ну, это вы знаете.
— Несомненно, — сказал принц Оливер, кивая в сторону моря Гринуотер. — Мягко
