— Ты никогда не перестанешь быть гвардейцем. Устроитель быта… Впрочем, главное не в этом.
— А в чем?
— Гю, я очень нужна отцу.
— Это я понимаю. Но разве ты можешь чем-то ему помочь?
Личико Люси страдальчески исказилось.
— Не знаю. Зато знаю, что с тех пор, как он прогнал Арно, у него никого не осталось. Ни-ко-го. Это же страшно!
— А ему кто-то нужен?
— Не смей говорить так! Ты не понимаешь! Его никто не понимает. Все его видят таким, каким он хочет выглядеть. Сухим, холодным, равнодушным. А внутри он совсем другой. Беззащитный…
— Кто, маршал?
— Представь себе. Беззащитный и очень добрый.
— Добрый?
Гюстав промолчал.
— Не далее как сегодня, он говорил о тебе.
— Вот как? Не ожидал.
— И зря. Папа вскользь упомянул твое имя и сказал, что границу с Поммерном перейти невозможно, лучше даже и не пытаться. Там все перекрыли фронтиеры, бубудуски и кавалерийские разъезды, а местное население вконец запугано и приучено доносить не задумываясь, рефлекторно. Не лучше дело обстоит и на границе с Муромом. До Драконьих гор и Альбаниса очень далеко. Так что остается…
Гюстав встал со своего стула и подошел к открытому окну.
Поместье Люси находилось на вершине холма.
Из окон северного фасада просматривался утопающий в зелени императорский дворец Эрлизор, бухта Монсазо, а дальше, за башнями острова Дабур, на самом горизонте маняще блестело неподвластное сострадариям море.
— Понятно. Люси, я этого не забуду.
— Не забудь еще вот что. После папы ко мне неожиданно приехал Арно. Полчаса болтал о разных пустяках, а потом спросил о тебе. Тоже мимоходом, только вот уже совсем с другими целями, как ты понимаешь. Возможно, в Санации еще и не приняли решение о твоем аресте. Но Арно очень хочет выслужиться перед своими обратьями. Фу, слово-то какое…
— Спасибо. Тоже не забуду.
— Гю, постарайся его не убивать. К сожалению, он мой брат, хоть и сводный.
— А если сам нападет? Ранить-то хоть можно?
— Ну так… Не очень сильно, — сказала Люси. — Сумеешь?
Гюстав усмехнулся.
— Думаю, что да.
— Ты возьмешь немного денег?
— Нет.
— Так я и знала. Что ж я без тебя делать-то буду?
— А я?
— А! — сказала она. — Дошло наконец?
— Давно дошло. Только вот ничего не поделаешь. Прости! Не могу я закрывать глаза на проделки сострадариев. С души воротит от запаха вечно немытых тел, от подлого обычая наваливаться из-за угла и непременно вдесятером против одного. От их хамства. От нарочито уничижительных имен, которые они сами себе выдумывают. От изуверских истязаний, которым подвергают людей, уже сознавшихся во всем, что делали и что не делали. От их животной ненависти к любому мало-мальски образованному или просто честному человеку. От их слов, ни одному из которых нельзя верить. Само существование ордена делает дружбу опасной, честность самоубийственной, а красоту запретной… Но самое ужасное даже не в этом. Люси! Эпикифор затевает войну.
— Войну? Почему ты так думаешь?
— Есть много косвенных признаков. Но есть и прямые. Например — майское нападение на корабли Поммерна у мыса Мекар. Без ответа оно не останется. И что тогда? Я давал клятву базилевсу и Покаяне. А фактически воевать пришлось бы за грязные делишки бубудусков. Вот это уж — совсем чересчур, понимаешь? Поэтому хорошо, что они сами отправили меня в отставку.
— Но если из армии выгоняют таких офицеров, как ты, что же будет со страной?
— Возможно, что военное поражение пошло бы на пользу нашему несчастному отечеству.
— Поражение? — удивилась Люси. — Какая в нем может быть польза?
— Эх! Вину за неудачу обратья-сострадарии с большим удовольствием переложат на верхушку армии. Но внутриполитический кризис неизбежен. Хотя бы из-за экономического истощения страны. Следовательно, позиции ордена поколеблются.
— На верхушку армии, — повторила Люси. — Послушай, а верхушка армии это ведь прежде всего…
— Да. Военный министр.
Внезапно в окно влетела синица.
С испуганным писком она заметалась по спальне, присела на люстру, вновь взлетела. Гюстав отошел от окна, освобождая дорогу. Птица выпорхнула.
— Он хороший полководец, — робко сказала Люси.
— Знаю. Однако в случае победы маршал станет еще менее угоден эпикифору как слишком популярная фигура. И популярная где — в армии! Нешуточная угроза…
Люси зябко передернула плечами.
— Ты говоришь страшные вещи.
— Это потому, что они похожи на правду. А правда в Пресветлой Покаяне лучезарной быть не может, ее лучше и не знать. Я бы и не говорил о страшных вещах, если б мог хоть как-то повлиять на ситуацию. Но увы, сам должен бежать.
— Отец ни за что не согласится на эмиграцию.
— Боюсь, что так.
— Неужели для него нет спасения?
— Только в случае плена.
— Он скорее умрет.
— Если прежде его не арестуют бубудуски.
— Бубудуски? Боже мой! За что?
— За первое проигранное сражение. Такое в нашей истории случалось множество раз.
— Гю, я этого не переживу! Ты должен что-то придумать.
— Уже придумал. Когда маршала арестуют бубудуски, его тем самым освободят от присяги. Остается освободить его самого. Это могут сделать, к примеру, горные егеря курфюрста.
— Так бывает только в сказках.
— Почему? От Неза-Швеерского прохода в сторону Ситэ-Ройяля идет всего одна дорога. Между тем долина Огаханга на очень большом протяжении почти не заселена. Леса, болота, глухомань. Мест для засады — хоть отбавляй.
