суда) станет столь лакомым кусочком для прессы, о каком она не смела и мечтать. И тогда все выйдет из-под контроля… Я прошу вас только об одном: молиться, чтобы оказалось, что в мире есть справедливость».
В ответ я получил письмо, содержавшее не только обещание молиться за меня. Я получил очень теплое письмо, в котором говорилось, что все знают о том, как я был верен принцессе, и многие верят в мою невиновность. В том же письме этот человек сделал мне очень ценное предложение. Мне предложили место, где я смогу жить во время суда, место, которое обеспечит мою безопасность и покой. Мне предложили поселиться в одной из королевских резиденций. А значит, моим прибежищем на время суда от имени королевы, станет поместье, находящееся в королевской собственности.
Я был ужасно рад, что меня понимают и поддерживают в Доме Виндзоров. Примерно в то же время кто-то во время телефонного разговора напомнил мне о том, что, пока вина человека не доказана, королева считает его невиновным. Такие слова подбадривали мой дух. А адвокат Эндрю Шоу, мой старший адвокат лорд Карлайл — бывший член палаты общин от либерально-демократической партии, а также младший адвокат Рэй Герман проводили по многу часов, прорабатывая все детали моей защиты.
Помню, моя первая фраза в разговоре с лордом Карлайлом была: «Моя жизнь кажется более невероятной, чем фантастическая повесть». Все трое были потрясены, когда я стал рассказывать, до какой степени мне доверяла принцесса. Я рассказывал этим замечательным профессионалам о своей жизни, объясняя, в чем состояла моя роль при принцессе, чтобы они поняли, что я невиновен.
— Ваша свобода висит на волоске, Пол. Мы ничем не можем вам помочь, — сказал лорд Карлайл.
По мере того как я рассказывал о своей службе в Кенсингтонском дворце, адвокаты все лучше понимали, насколько мне доверяла принцесса, какие теплые отношения были между нами, что я подходил к своим обязанностям не просто не формально, а считал своим долгом охранять личную жизнь принцессы.
Лорд Карлайл сказал:
— Твоя история похожа на трагедию Шекспира. Это бомба с часовым механизмом. Думаю, у нас есть основания надеяться на положительный исход дела.
Моя переписка с одним из членов королевской фамилии продолжалась.
Точнее говоря, «человеком в сером», потому что и то и другое было инициативой одного человека — сэра Майкла Пита. Поэтому меня не удивило, что ему и королевскому адвокату Эдварду Лоусону поручили после суда вести от имени королевской семьи расследование обстоятельств провала обвинения в суде Олд-Бейли в 2002 году. Я отказался сотрудничать с ними. В своем отчете сэр Майкл Пит писал:
Актриса Аманда Барри, снимавшаяся в сериале «Коронейшн-стрит», предложила мне свою квартиру в Лондоне. Я был очень тронут, но решил, что будет лучше, если я остановлюсь у своих старых друзей в Хемптоне, неподалеку от Ричмонда.
Лучшими свидетелями по моему делу могли бы быть две удивительные женщины, у которых я работал и которых прекрасно знал. Но одна из них умерла пять лет назад, а другую нельзя было вызвать в суд. Потому что судьба снова подшутила надо мной, как не раз в этом деле. Ее шутка заключалась в том, что королева есть Закон. Как глава государства она является единственным человеком в стране, которого нельзя вызвать в суд в качестве свидетеля.
Рискованность моей профессии выразилась в том, что я начал карьеру как лакей Ее Величества, а кончил обвинением в краже имущества Дианы, принцессы Уэльской.
Но не думайте, что моя защита была слабой. Скотленд-Ярд приготовился к тому, что дело будет легким, и смело повел в бой своих свидетелей, Спенсеров: леди Сару Маккоркодейл, миссис Франсис Шенд Кидд и леди Джейн Феллоуз. Полицейские, да и следователи из уголовной службы, были рады положиться на слова наследников принцессы.
В мою же защиту выступили ближайшие друзья принцессы, которые знали, что это дело не будет легким и приготовились бороться за справедливость. Это были: Люсия Флеча де Лима, Роза Монктон, Сьюзи Кассем, леди Аннабель Голдсмит, Лана Маркс, Ричард Кей, лорд Аттенборо, доктор Мэри Лавдей, Симона Симмонс, Дебби Фрэнке, Жак Азагури, отец Энтони Парсонс, федеральный прокурор США Ричард Грин, сэр Джимми Сэвил и многие другие, имен которых я не могу назвать. Они сами знают, что помогли мне и что я безмерно им благодарен за то, что они вписали свои имена в список свидетелей, какого, я думаю, Британия еще не видела. Кроме того, я уверен, что если бы присяжные знали заранее, что скажут все эти люди, их уверенность в том, что я виновен, рассыпалась бы в прах еще до того, как они удалились на совещание.
Но в Сент-Джеймсском дворце больше всего опасались, что защита призовет в качестве свидетелей принца Чарльза и принца Уильяма. Служба уголовного преследования была настолько обеспокоена тем, что я могу призвать в суд наследника престола и его сына, что уже начали подумывать о рассмотрении дела в закрытом заседании. Один из документов следствия это подтверждал:
Как было установлено в ходе королевского расследования, в феврале 2002 года коммандер Джон Йейтс из Скотленд-Ярда заверил адвокатов из Сент-Джеймсского дворца в том, что
По всей видимости, обоих принцев заверяли, что их не призовут в суд, потому что большая часть обнаруженных в моем доме вещей принадлежит принцессе. Но Скотленд-Ярд, да и Служба уголовного преследования, не понимали самого главного. Принц Чарльз знал, как много времени принцесса проводила в нашем домике на территории поместья Хайгроув. Он знал, как часто я был вынужден разрываться между супругами, когда они оформляли развод. Он знал, что она всюду возила меня с собой, и его это удивляло. Однако он не знал самого важного: что принцесса сделала меня хранителем своего наследия, что я видел все бумаги, касающиеся ее развода, читал письма герцога Эдинбургского, письма, которые писались разным людям в тот период, когда принц и принцесса решили расстаться. И все это теперь выплывет на поверхность, потому что я должен был доказать, насколько она мне доверяла.
Что же касается Уильяма, то кому, как не ему, знать, какие у меня были отношения с
