приезде майора Хьюита. Да, я как дворецкий в Хайгроуве должен был сообщать принцу обо всем, что происходило в поместье, но в те выходные это был «дом принцессы». Меня не мучила совесть наоборот: я был рад, что могу послужить принцессе. Колин Тримминг, Ричард Айлард и Майкл Фосетт устраивали личную жизнь принца. А я помогал принцессе. Я помогал ей стать счастливее.
Во вторник 28 июня 1990 года, через семь дней после восьмого дня рождения Уильяма, произошел случай, ставший переломным моментом в отношениях принца и принцессы. После этого она стала чувствовать себя еще более одинокой и нелюбимой, чем раньше.
Принцесса была в Кенсингтонском дворце и собиралась пойти в школу к своим сыновьям посмотреть пьесу, которую поставили ученики. Принц был в Хайгроуве всю неделю. В тот день я подал обед на десять персон, потом помчался готовить гостиную и холл для вечернего приема гостей из Международного фонда защиты болот, на котором ожидался почетный гость, Майкл Кейн. Перед приемом принц Чарльз отправился в Сайренсестер играть в поло.
Вдруг зазвонил телефон. Испуганный лакей принца Кен Стронак прыгнул в машину и помчался в Сайренсестер. Принц Чарльз упал с лошади и сломал правую руку. Его спешно увезли в больницу. Но прием нельзя было отменить; я встретил Майкла Кейна у дверей и сообщил, что ему придется стать хозяином на этом приеме, на котором ожидалось пятьдесят человек. Он, как прекрасный актер, легко справился с новой ролью — хозяина приема — вместо Его Королевского Высочества принца Уэльского.
А мне пришлось сменить особняк на палату в больнице в Сайренсестере в одиннадцати милях от Хайгроува и прислуживать принцу там. Я привозил ему завтраки, обеды и ужины вкупе с серебряными приборами, хрустальными бокалами и фарфоровыми тарелками, украшенными его гербом. Я даже привез в больницу его любимую картину, изображавшую терьеров Ру и Тиггера, и поставил ее в углу палаты на специальной подставке. Надеюсь, что его любимые вещи из Хайгроува помогли ему переносить боль (не меньше, чем сильные болеутоляющие, которые ему давали).
В свой день рождения (принцессе исполнилось двадцать девять), она отправилась на своем новом сверкающем «мерседесе» в больницу, чтобы забрать своего мужа назад в Хайгроув. У Чарльза рука была еще в гипсе, и принцесса надеялась, что ей удастся поухаживать за ним. Принцесса говорила, что лучше всего она умеет «заботиться о людях», и теперь ей представился шанс позаботиться о собственном муже. Она суетилась вокруг принца, но ему, очевидно, была не нужна ее забота. Принц был раздражен из-за того, что рука по-прежнему болела, и прогнал от себя принцессу, сказав, что хочет побыть один. В своем собственном доме она чувствовала себя одинокой и никому не нужной. Не пробыв в Хайгроуве и получаса, она в слезах уехала в Лондон. Для нее этот случай, без сомнения, стал последней соломинкой. Только она уехала, как появилась Камилла Паркер Боулз. Принц был рад ее видеть. Она не осталась на ночь. Она вообще никогда не оставалась на ночь, насколько я помню.
Камилла Паркер Боулз стала появляться в Хайгроуве чаще, чем раньше, но, что бы ни писала пресса, она тут не жила и не принимала гостей как хозяйка. Раньше она приезжала только к обеду, теперь же часто оставалась на ужин или даже проводила в поместье целый день. Она привозила с собой своего терьера Фреда, и в то лето приезжала не менее двадцати раз.
Если бы в поместье приезжала только она, может быть, принцессе было бы не так обидно. Но принц принимал своих друзей, которые приезжали развлечь больного, а также официальных визитеров. Чарльз в то время стал очень вспыльчивым. Его можно понять: он был не в состоянии даже писать письма, не говоря уже о том, чтобы рисовать, играть в поло или работать в саду. Весь июль и август он не знал, чем заняться. Все дни он проводил в библиотеке или на задней террасе, сидя в шезлонге. Ему было скучно, и чтобы развлечься, он приглашал на обеды и ужины множество друзей. Некоторые из них, например, член парламента Николас Сомс или лорд и леди Ромзи, оставались на ночь, а значит, работы у меня прибывало. Принц и в лучшие времена не любил что-либо делать сам, а теперь его лакеи были нужны ему двадцать четыре часа в сутки. Он выходил из себя, когда пытался писать левой рукой и у него ничего не получалось.
— Я чувствую себя таким никчемным! — как-то пожаловался он.
Я еще никогда так не уставал. Когда принц болел, на меня навалилось такое количество работы, что я не выдержал и сам попал в больницу. Мой рабочий день растянулся до бесконечности. Круглые сутки я прислуживал принцу. Раньше он проводил три дня в поместье, а потом уезжал, и я мог отдохнуть. Теперь он все время был в Хайгроуве, а моя работа стала больше напоминать работу сиделки. Два месяца подряд я работал с семи утра до одиннадцати вечера.
Однажды в полночь я добрался до дома, мечтая поскорее лечь в постель. Мария нашла меня в ванной. Я лежал на полу и стонал от боли. Позвали доктора Уолша, и он отправил меня в Больницу Принцессы Маргарет в Суиндоне. Медики сказали, что мой организм истощен, и вот дворецкому, как и его господину, велели отдыхать. Следующую неделю я провел в больнице в отдельной палате.
Лежа на больничной койке, я только и мечтал вернуться в Хайгроув. Незаменимых людей нет, но я считал, что никто не справится с моей работой, кроме меня. Не знаю, считать ли это недостатком, или наоборот — моей сильной стороной, но я всегда все хочу делать сам, и делать идеально.
Об этом я и размышлял на второй день в больнице, когда вдруг увидел перед собой знакомые лица. Ко мне пришла принцесса с детьми. Уильям и Гарри принесли мне по воздушномy шарику, наполненному гелием, с надписью «Поправляйся!». Принцесса села у меня в ногах. Я видел, что она еле сдерживает смех. Лежа на больничной койке, без формы, в обычной белой футболке, я выглядел до смешного несчастным. Глядя на своего поверженного дворецкого, принцесса вдруг сказала:
— Никогда не видела тебя таким паинькой, — она хихикнула. — Такой несчастненький!
Затем она, как делала всегда, оказываясь в больнице, отправилась знакомиться с пациентами.
— Идемте посмотрим, кто тут еще есть, — позвала она Уильяма.
Представляю, что подумали пациенты, отходившие от наркоза, увидев перед собой принцессу Уэльскую. Принцесса с сыном познакомились с женщиной, которой сделали операцию в день рождения. Наконец принцесса в приподнятом настроении вернулась «проведать своего больного». Она похвасталась, что Уильям купил цветы и подарил их той женщине. Она говорила о том, что они скоро поедут в Балморал, о Марии, о наших детях, о нашем новом доме. Принцесса все-таки нашла нам новый дом, в который мы переехали как раз перед тем, как я заболел. «Церемонию открытия» этого чудесного домика на территории поместья провела сама принцесса 10 августа 1990 года.
Принцесса Уэльская в желтых шортах и футболке цвета морской волны стояла с ножницами в руках над красной ленточкой, протянутой перед задним входом в каменный домик с черепичной крышей. Гарри катался на велосипеде по газону, Уильям гонялся за Александром и Ником. Дети не понимали важности момента.
Правда, и принцесса не относилась к этой церемонии очень серьезно. Она перерезала ленточку и попыталась торжественно провозгласить: «Я объявляю сей дом открытым», — но посреди фразы не выдержала и засмеялась
Был вечер пятницы, я вырвался на минутку из особняка, после того как приготовил ужин принцу и принцессе. На следующий день они улетали на выходные на Майорку Чарльз
