славной старушки, для которой мы — неизменный источник веселья? (
Миссис Морланд. Да нет, не второе, Джордж. Мне еще не доводилось встречать мужчину, что вполне распрощался бы с первым. (Улыбаясь, мистер Эми выходит.)
Мистер Морланд (
Миссис Морланд. Среди нас не он один этим отличается. (
Мистер Морланд. О чем ты задумалась, Фанни?
Миссис Морланд. Да вот все о яблоне, и о том, что ты распорядился уничтожить ее.
Мистер Морланд. Нужно спилить, нужно. Дерево становится опасным, в любой день может на кого-нибудь рухнуть.
Миссис Морланд. Да я прекрасно понимаю, что убрать придется. (
Миссис Морланд. Ах да, конечно. Она карабкалась по яблоне? Верно, теперь припоминаю, что так. (
Миссис Морланд (
Мистер Морланд. Боюсь, что я много чего забываю.
Миссис Морланд. Может, и к лучшему.
Мистер Морланд. Прошло так много времени с тех пор, как она… сколько времени прошло, Фанни?
Миссис Морланд. Двадцать пять лет, треть нашей жизни. Скоро стемнеет: я вижу, как над полями сгущаются сумерки. Задерни шторы, дорогой. (
Мистер Морланд. Через десять минут, или около того. Ты переслала ему телеграмму?
Миссис Морланд. Нет, я подумала, что он получит ее раньше, если я оставлю телеграмму здесь.
Мистер Морланд. И верно. (
Миссис Морланд. Что такое, дорогой?
Мистер Морланд. Боюсь, я поступил с яблоней как-то не подумав, Фанни. Я тебя обидел.
Миссис Морланд (
Мистер Морланд (
Миссис Морланд. Ты об этом очень скоро пожалеешь.
Мистер Морланд (
Миссис Морланд. Мое сердце не разбилось, милый.
Мистер Морланд. Разбилось в некотором роде. Что до меня, тогда я думал, что никогда уже не смогу поднять головы; однако во мне и по сей день слишком много от старика Адама. Я езжу верхом, охочусь и смеюсь, выношу торжественные решения в суде и прерву каюсь со стариной Джорджем, словно ничего особенного со мной не произошло. Теперь я уже совсем не думаю об острове; сдается мне, я вполне смог бы поехать туда порыбачить. (
Миссис Морланд (
Мистер Морланд. В моем-то возрасте! Фанни, вот что следует высечь на моем могильном камне: «Несмотря на пережитые несчастья, он до самого конца оставался неисправимым весельчаком».
Миссис Морланд. Пожалуй, Джеймс, такая эпитафия сделала бы честь любому мужчине, пережившему столько же, сколько ты. Лучший способ ободрить молодых — это уметь сказать им, что счастье прорывается сквозь любые заслоны. (
Мистер Морланд. Если я закурю, Фанни, я стану презирать себя еще больше чем прежде.
Миссис Морланд. Ну, ради меня.
Мистер Морланд (
Миссис Морланд. Твой старый фрак уже лоснится, словно зеркало.
Мистер Морланд. Вот именно! Я думал только о френче, не более. Сейчас все, похоже, носят клинообразные жилеты…
Миссис Морланд. А брюки будут с галуном?
Мистер Морланд. Я вот думаю, а стоит? Видишь ли… Ох, Фанни, да ты просто мне потакаешь!
Миссис Морланд. Ничего подобного. Что же до старины Адама в тебе, дорогой мой Адам, во мне тоже осталось кое-что от старушки Евы. Взять хоть нашу поездку в Швейцарию вместе с Саймоном два года назад — да я наслаждалась каждой минутой! А наши карточные игры здесь, в кругу друзей; ну, кто там больше всех шумит, как не я? Вспомни, как я опекаю молодых девушек, поддразниваю их, хохочу вместе с ними — так, словно у меня самой никогда не было дочери…
Мистер Морланд. И твое веселье — не сплошное притворство?
Миссис Морланд. Конечно, нет; я прошла через долину теней, дорогой, но с благодарностью могу сказать, что снова вышла на солнечный свет. (Чуть дрогнувшим голосом.) Полагаю, это к лучшему: по мере того, как минуют годы, мертвые отступают от нас все дальше и дальше.