Хитрый бизнес

и вернулась в класс. Мамаши, которые уже начали судачить, замолкли и наблюдали, как Фэй забирает свои туфли и крошечные кеды Эстель и снова выходит. Она слышала, что гул голосов возобновился, как только она за– крыла дверь; он не прекратится еще несколько дней и даже недель.

Все еще босая, Фэй быстро донесла Эстель под дождем к припаркованному «проубу». Посадила Эстель в машину, проверила, на месте ли ее чашка для сока и маленькие пластмассовые игрушки. Надела туфли и села за руль. Уткнула лицо в ладони и заплакала.

– Мамуля плачь, – сказала Эстель.

– Мамуля о'кей, милая, – Фэй шмыгнула носом.

– Мамуля о'кей, – сказала Эстель. – Плачь.

– Я не плачу, детка, – сказала Фэй и повернулась к ней с широкой притворной улыбкой.

– Белоснежка, – сказала Эстель, подняв маленькую пластмассовую Белоснежку. Это была ее любимая кукла. В свои два года она уже знала суть истории: Красивая девушка, но спит. Потом приходит красивый мужчина. Целует ее! Она просыпается! Счастливая! Навсегда! Или, по крайней мере, до тех пор, пока не встретит куклу – адвоката по бракоразводным процессам.

– Белоснежка, – повторила Эстель. – Спит. Он целует.

– Правильно, милая, – сказала Фэй. – Он ее целует. – Она выудила из сумочки носовой платок, высморкалась, взяла сотовый телефон и позвонила матери.

– Алло? – сказала мать.

– Привет, это я. Можешь сегодня прийти? Извини, но корабль выходит в море.

– Выходит? В такой ураган?

– Да. Я звонила.

– Ну так скажи им, что не можешь.

– Мама, я должна. Это моя работа.

– Ну так найди другую работу.

Фэй вздохнула.

– Мам, просто скажи, пожалуйста, можешь сегодня прийти или нет?

– Хорошо, я приду, а потом буду объяснять Эстель, что ее мама была сумасшедшая – уплыла и погибла во время урагана.

– Спасибо, мама.

Молчание. Многолетний опыт подсказывал Фэй, что ее мать выдаст дальше. Ну, конечно:

– Я сегодня говорила с Мэгги.

Мэгги была младшая сестра и, на взгляд матери, совершенно идеальная дочь, у которой был идеальный и весьма преуспевающий муж, благодаря которому она могла сидеть целый день с тремя идеальными отпрысками в идеальном современном доме, в прихожую которого уместилась бы вся квартира Фэй.

– Замечательно, – сказала Фэй. – Как она?

– Прекрасно.

– Замечательно.

– У нее все очень хорошо. Снова молчание.

– Не то что у меня, – заметила Фэй.

– Я этого не говорила, – сказала мать.

– Да, ты этого никогда не говоришь. Снова молчание. Фэй его нарушила:

– Мама, пожалуйста, извини. Я просто устала. Спасибо большое, что ты сидишь с Эстель. Обещаю, я скоро найду другую работу.

– Уж надеюсь, что найдешь. На этом судне с приличным мужчиной не познакомишься.

– Мама, я не ищу мужчину, да?

– Это точно.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Ничего. Я пошла. «Молодые и неугомонные»[30] начинаются. Пока.

Мать повесила трубку. Фэй отключила телефон и сказала себе, что не будет в девятнадцатимиллионный раз плакать из-за глубокой непреодолимой пропасти между ее жизнью и ожиданиями матери.

– Белоснежка, – сказала Эстель.