– Тропический шторм Гектор, – сказала она. – Боб Соупер сообщил, что скорость ветра до пятидесяти пяти миль в час. Очень бурное море, заметил он.
– Угу, – ответил Уолли, не открывая глаз.
– Так что судно никуда не поплывет, да? – спросила она. – Ты ведь не поплывешь в такую погоду?
– Не знаю, мама, – сказал Уолли. – Может, и нет. Надо позвонить. Но позже. Я еще посплю немного, ладно? Я довольно поздно вернулся. – Он отвернулся от света, от силуэта матери.
– Пятьдесят пять миль в час, – сказал она. – Они не поплывут в такую погоду.
Уолли промолчал.
– Я его видела в «Пабликс», – сказала она. – Боба Соупера.
Уолли промолчал.
– В отделе деликатесов, стоял в очереди, как все, – сказала она. – Он был как нельзя мил.
Уолли промолчал.
– Взял ветчину, запеченную в меду, полфунта, – сказала она. – «Кабанью Голову».
Уолли промолчал. Прошло десять секунд; он чувствовал, как она стоит рядом.
– Я просто подумала, может, ты захочешь поесть вафель, – сказала она.
Еще десять секунд.
– Здесь обязательно надо пропылесосить, – сказала она и закрыла дверь.
Уолли, теперь уже окончательно проснувшись, перевернулся на спину, уставился в потолок и подумал то, что он думал практически каждую минуту своего бодрствования в доме матери:
Уолли был на мели. Все его активы, не считая одежды, составляли гитара «Мьюзик Мэн Эксис» от Эрни Болла, которую можно продать долларов за восемьсот, чего он никогда не сделает, и «ниссан-сентра» 86-го года, который еще бегал, но, скорее всего, на продажу не годился – его корпус изъела какая-то разновидность автомобильной проказы. Будучи профессиональным музыкантом, Уолли зарабатывал нынче пятьдесят долларов в день, играя с группой на судне, но только в те дни, когда судно выходило в море, и эти деньги уходили за считаные часы на первоочередные Уоллины нужды: еду, бензин, мобильный телефон и травку.
Уолли был должен больше пяти тысяч долларов по трем кредитным картам; точную сумму он не знал, поскольку выкидывал конверты с выпискам из счетов, даже не открывая. Кредитные карты Уолли завел несколько месяцев назад, когда устроился на первую в жизни постоянную работу – недолговечная попытка оставить жизнь музыканта, играющего по барам. Он получил работу благодаря своей невесте Аманде, которой надоело практически в одиночку платить за аренду квартиры. Кроме того, Аманде надоел «групповой» стиль жизни.
– Не обижайся. – сказала она как-то ночью, – но я не хочу провести остаток жизни, сидя за стойкой бара, терпя приставания придурков и слушая, как ты играешь «Кареглазую девчонку».[3]
– Я думал, тебе нравится «Кареглазая девчонка», – сказал Уолли.
– Нравилась. Первые три миллиона раз.
– Думаешь, нужно играть новые песни? – спросил он.
– Думаю, тебе нужно найти новую работу, – ответила она. В последнее время это стало постоянной темой разговоров. – Тебе почти тридцать лет, – сказала Аманда. – Как мы сможем пожениться на то, что ты зарабатываешь? Как мы будем растить детей, если тебя все время нет дома по ночам? Ты вообще
– Ну конечно, хочу, – сказал Уолли, который не был уверен на миллион процентов, но понимал, что глупо делиться своими сомнениями в такой момент. – Но группа, я имею в виду эти парни – мои лучшие друзья. Я с ними многое пережил.
– Ты пережил с ними много дури – вот что ты с ними делал, – ответила она. Еще одна тема. Она с удовольствием затягивалась косяком за компанию, когда они только начали встречаться, когда ей нравилось думать, что ее парень – музыкант,
– Чем мне заниматься, по-твоему? – спросил Уолли. Он спрашивал всерьез. Она менялась, а он нет, ему не хотелось ее потерять, и его пугало то, что он больше не понимал, чего она хочет.
– Ты меня любишь? – спросила она.
– Да, – ответил он. – Конечно, я тебя люблю. –
– Тогда поговори с Томом насчет работы.
– Хорошо, – согласился Уолли. – Я поговорю с Томом.
Том – Том Рекер, новый начальник Аманды – как раз основывал компанию и искал сотрудников. Он взял Аманду с должности секретаря в юридической фирме и назначил своим секретарем-референтом. Уолли казалось, что секретарь-референт и секретарь – это одно и то