инспектора.
— Кое-где надо заменить стекла. Но вообще дом в неплохом состоянии, учитывая возраст.
— Что может быть лучше? — Риелтор поворачивается ко мне. — Хотела бы я услышать от кого-нибудь такой комплимент…
Я пытаюсь улыбнуться.
— Есть мебель на продажу? Или вино?
Инспектор решает, что ему пора удалиться.
— Не знаю. Не думала об этом…
— Наверняка вам понадобится оценщик. У вас тут есть милые вещицы… — Она дает мне телефон антикварного магазина. — А у нас в офисе есть человек, который хорошо разбирается в винах. Я имею в виду, коллекционирует их. Ну и пьет, конечно.
Я провожаю ее до калитки. Пионы поникли на жаре. Вряд ли кто-нибудь поливал цветы после смерти Евы. Удивительно, что они еще не завяли. Вернувшись в дом, нахожу телефон Энн Чейз и звоню.
— Привет, Таунер, — говорит она. — Я ждала твоего звонка. — Энн говорит низким, зловещим голосом. Прежде чем я успеваю испугаться, она смеется. — Шучу. Ничего я не ждала. Просто у меня определитель номера.
Я слышу голоса в трубке.
— Тебе неудобно разговаривать?
— Сейчас туристический сезон. Мне постоянно будет некогда, пока не закончится Хэллоуин, а до него еще несколько месяцев. Но все равно звони, не стесняйся… Как дела?
— У меня кое-что есть для тебя.
— Звучит интригующе.
— Я могу заглянуть.
— Я заходила к тебе утром, чтобы посмотреть, не нужна ли помощь в саду. Но похоже, ты все еще живешь по калифорнийскому времени.
— Да, наверное.
— Я полила пионы.
— А я и не слышала. Спасибо.
— Им нужно больше воды. Чтобы почва пропиталась.
Слышу, как гремит старомодный кассовый аппарат, когда Энн пробивает чек.
— Поливай все цветы, — продолжает она. — Но только вечером, иначе листья сгорят. Солнце превращает капли воды в линзы. Я зайду завтра утром, и мы подумаем об остальном.
— Спасибо.
— Никаких проблем. Как у тебя дела, не считая сада?
— Нормально.
— Рада слышать. Иногда «нормально» — это очень хорошо.
Не знаю, что сказать.
— Заходи в магазин, если угодно. Ну или увидимся завтра.
Я понимаю, что страшно хочу есть. В доме ни крошки.
Нужно сходить в магазин, но сначала надо одеться. Чистой одежды у меня нет. После операции мне нельзя носить чемоданы, поэтому я привезла с собой только подушку для кружевоплетения. Заглядываю в шкаф, но старые вещи никуда не годятся. Я надеваю джинсы, которые мы с Линдли обесцветили однажды летом, и перетягиваю их пестрым поясом с надписью «Вулфборо, Нью-Гемпшир». Потом ищу в шкафу туфли и рубашку с короткими рукавами.
Ноги у меня больше, чем у Евы, и мне подходят только сандалии, которые я подарила ей пятнадцать лет назад. Белые, с рюшками и цветочками на застежке. Я решила, что они понравятся Еве, потому что на них цветы, но сандалии все эти годы пролежали в магазинной коробке. Я царапаю кожаные подошвы металлической пилочкой для ногтей, найденной в ящике комода, потому что они слишком скользкие.
Я иду в закусочную. Там полно народу. Очередь — на полквартала. Захожу, и у прилавка вдруг появляется свободное место, на которое никто не претендует. Заказываю все, что можно купить на десять долларов, — больше в моих карманах ничего нет.
— Кофе?
— Чай.
— С молоком?
— Не вопрос.
За прилавком жарят оладьи, картошку, яичницу — по двенадцать порций за раз. Я удивляюсь, откуда здесь столько народу, и официантка немедленно отвечает, точно я спросила вслух.
— Флотилия прибыла, — говорит она.
Повар закатывает глаза.
— Двенадцатичасовой туристический автобус, — объясняет официантка, указывая на остановку.
Толпа шевелится, и туристы энергично движутся к окнам. Молодая женщина в костюме пуританки бежит по улице, спасаясь от преследователей. Они настигают ее, наконец хватают и держат, пока некий мужчина громко злословит в адрес пленницы и зачитывает список обвинений. Я узнаю Бриджит Бишоп и смотрю на часы. Она была первой из уличенных ведьм. Летом суд над ней проходит каждые несколько часов, и туристам предлагают занять места на скамье присяжных. Бедную Бриджит вновь и вновь приговаривают к повешению… Часто, но не всегда.
Я слышу шепот и оборачиваюсь. На скамье сидят две женщины — мать и дочь. Они замолкают, стоит мне посмотреть на них. Младшая отпивает свой кофе.
Я расплачиваюсь и пробираюсь через толпу, которая занимает все пространство кафе вплоть до двери.
Мы с Рафферти встречаемся на пороге. Он смотрит на очередь, тихонько ругается, идет обратно, останавливается, узнав меня, и успевает придержать дверь в последнюю секунду.
— А я думал, вы вернулись в Калифорнию, — бормочет он.
— Нет.
— Мэй сказала, что вы уехали.
— В таком случае, может быть, я действительно уехала. Мэй Уитни всегда права.
Он смеется.
— Ну, если верить ей… — Рафферти отчаянно думает, что сказать дальше.
— Я продаю дом, — сообщаю я. — Возможно, именно это она имела в виду.
— Продаете дом? — Он явно удивлен.
— Мне слишком тяжело… — Я чувствую себя глупо, но нужно же объясниться.
— Дом очень большой… — Рафферти честно пытается поддержать беседу.
Я киваю.
— То есть вы все-таки возвращаетесь в Калифорнию? — спрашивает он.
— Да.
— Это плохо.
Довольно странная реакция, но Рафферти не уточняет.
— Была рада познакомиться, — говорю я, протягивая руку. Это все уроки хороших
