— Из этой скотины — памятник?! — удивился Оскар. — Да кто его купит?
— Я бы все сделал бесплатно. Выставил бы его для всеобщего обозрения…
— Угу. У казино или — еще лучше — у ресторана. Наконец-то Браконьер попадет в приличное общество. Слушай, а замерзни там я, ты бы и меня выставил?
— Что вы, господин Пербрайт!
— Ну так пусть и Браконьер стоит там, где его Бог покарал. Эх ты, скульптор Божьей милостью…
6
Что кристалла из этого блока не получится, Оскару стало ясно с самого начала.
Можно было сделать простую прямоугольную призму. Можно было сотворить новодел, назвать его новоделом и продать как новодел. В любом случае следовало сначала посмотреть, кто там внутри, а уж потом решать судьбу блока. Главное, глубоких трещин на нем не было.
Все было как всегда: Оскар укрепил блок в фиксаторах, прошелся термокаутером по самым вопиющим выступам и принялся осторожно полировать там, откуда можно было увидеть человека, заключенного в льдине.
Этой женщине было не место в паршивой прямоугольной призме, хотя, с другой стороны, такая красота не нуждалась ни в каких особенных украшениях. Медные волосы заслоняли часть лица, но и так было ясно, что Оскару достался шедевр. О теле судить было рано, но он и мысли не допускал, что оно может оказаться недостойным лица.
Снова вгляделся он в облик женщины, погибшей полтысячелетия назад, и снова долго не мог оторваться. Профессионально он отметил лишь две погрешности: губы были сведены страдальческой гримасой, а огромные глаза под чистым выпуклым лбом скрывались не только тонкими веками, но и узкой прядью волос.
«Ох, и умница же, наверное, она была», — подумал Оскар, отрываясь наконец от прекрасного лица.
Он переставил фиксаторы сам, с помощью одной колесной подставки, едва ли отдавая себе отчет, почему не хочет, чтобы экзоскелетон касался даже глыбы, и снова принялся полировать лед.
Похоже, с гибелью Браконьера для Оскара началась полоса везения: отполированная грань открыла новые находки. Запястье красавицы охватывал браслет дивной работы — в металле с красноватым отливом была изваяна ветка неведомого дерева, а локоть прижимал к телу книгу — первую древнюю книгу, обнаруженную на Кельвине-Зеро. Это и определило приговор Оскара: новодел. Оскар освободил блок, сам отвез его в термокамеру, затянул барашки люка и поставил регулятор на самый малый нагрев. В стенках камеры зашумела по контурам горячая вода, и Оскар занялся маленькой ледышкой, подобранной близ Свечки.
Лед, похоже, то намерзал, то таял, и внутри прозрачной льдинки образовался целый лабиринт, заполненный, как ни странно, водой.
Оскар повертел ледышку, просверлил узкий канал и дал воде вытечь.
Льдинка еще причудливее заиграла на свету.
Замигала красная лампочка на люке термокамеры. Оскар посмотрел на огонек сквозь льдинку и поставил ее на стеллаж с призами.
— Этак и сам коллекционером сделаюсь.
Видеофон разразился двойным писком. Оскар нажал кнопку «Ждите», но без результата — аппарат продолжал пищать.
«Официальный вызов… странно», — подумал он, включая экран.
— Здравствуйте, Пербрайт, — заторопился шериф. — Я не оторву вас надолго. Мариус мне все рассказал, и я должен узнать у вас, намерены ли вы претендовать на имущество покойного Карвальяла по прозвищу «Браконьер»?
— Зачем?
— В виде компенсации за повреждение вашего участка.
— Ни в коем случае. Как всякому честному человеку, мне вполне достаточно, что его забрали черти.
— Еще вопрос: вы знаете кого-нибудь, кто мог бы претендовать на его наследство?
— Бог миловал…
Шериф хохотнул, но тут же снова стал серьезен.
— Я очень вас прошу, Пербрайт: не говорите ничего моей жене.
— А вы сперва меня с нею познакомьте.
Шериф снова улыбнулся.
— Спасибо, Оскар. Вам придется зайти в мой офис, подписать отказ от претензий.
— Договорились. — Оскар подождал, пока шериф попрощается, и выключил связь.
Он вернулся к термокамере, нажал педаль стока и чуть погодя открыл люк. Словно живая, женщина сидела на корточках, рядом валялась мокрая книга. Как живую, Оскар взял ее на руки, ощутил податливость оттаявшего, даже теплого еще от воды тела и выругался про себя: «Черт бы взял все на свете! Я же забыл ввести ей стабилизин. Вот позор-то! Придется колоть двойную, а то и тройную дозу. Впрочем, на такую красавицу стабилизина не жалко».
Поразмыслив, он решил увеличить дозу в пять раз. Такого никто еще не делал, но вреда от этого быть не могло.
Снова запищал видеофон. Оскар отнес женщину на широкий препарационный стол и подошел к аппарату.
Вызывал Биди.
— Вернулся уже? — начал он, не здороваясь. — Слушай, у меня к тебе деловой вопрос. Через день-другой имущество Браконьера пойдет с торгов, у него есть что-нибудь путное для моей галереи?
— Хоть бы один человек не говорил мне сегодня о Браконьере! — начал стервенеть Оскар. — Не знаю и знать не хочу. Спроси у шерифа.
— Нельзя. Я официальное лицо, и он тоже, а у него скоро выборы.
Не бесись. Я знаю, ты терпеть не мог Браконьера, и, наверное, было за что. Но ведь ему не позавидуешь, правда?
— Правда, — проворчал Оскар.
— Кстати, Свечку и местность на три мили вокруг нее я объявил с нынешнего дня запретной зоной.
— А зачем? Умные люди и так туда не сунутся.
— Губернатор должен заботиться и о дураках. Ну, ладно… Привез что-нибудь?
— Посмотри. — Оскар снял камеру, обошел с нею стол и снова установил ее на видеофон. — Какова?
— Хороша! Представляешь такую в ледовом балете?
— Для балета она, пожалуй, тяжеловата.
— Все зависит от партнера. Во сколько ты ценишь эту красотку?
— Я женщинами не торгую, — ответил Оскар и, чтобы сменить тему, показал книгу: — А сколько ты дашь за это?
Наверное, никто еще не видел барона Ива д'Илэри, губернатора Ириса, в таком состоянии. Вытаращив глаза, он хватал ртом воздух и молча тыкал пальцем в экран. Оскар
