начаться рассвет. Я вылез из постели, подошел к балконной двери и распахнул ее. Мое разгоряченное тело приняло обдало прохладным свежим ветром с моря. Все-таки, несмотря ни на что, я не хотел умирать.
Я спустился в лавку и нашел там, подсвечивая себе огоньком зажигалки, четыре упаковки пива «Буд» и несколько больших карточных коробок с самыми разнообразными сигаретами. Пиво было теплым, поскольку электричества не было и холодильник поэтому не работал. Я не отношусь к любителям теплого пива. Пиво есть пиво, а настоящее пиво должно быть холодным. Выбирать, однако, не приходится. Я взял пачку сигарет и, выйдя на крыльцо, уселся на каменные ступеньки. Открыв банку, я сделал несколько больших глотков.
Ветер с океана уже почти высушил мою кожу от противного липкого пота, и я почувствовал, как начинаю сходить с ума от мыслей о том, что я сижу вот здесь и пью пиво, а практически все остальное человечество уже погибло. Уничтожено. Не ядерным или каким-нибудь биологически оружием. ПРОСТО ГРИПП. У меня появилось желание поставить огромную мемориальную доску в память о себе где-нибудь на Бонневильском соляном озере, например. Из бронзы. И чтобы ее хорошо было видно издалека. И большими буквами на ней: ПРОСТО ГРИПП.
Я швырнул пустую банку в левую сторону от крыльца. Она пусто звякнула о бетон и закатилась за угол здания. Невдалеке на пляже черным треугольником темнел навес, под которым мы вчера стояли. Я подумал о том, как хорошо было бы, если бы Нидлз тоже проснулся сейчас и спустился ко мне.
— Берни?
Она стояла в дверях, накинув на себя мою рубашку. Ненавижу, когда кто-нибудь надевает мои вещи. К тому же, от нее воняло, как от свиньи.
— Ты больше не любишь меня? Да, Берни?
Я ничего не ответил ей. Бывают моменты, когда я чувствую какое-то вселенское сострадание буквально ко всему, что окружает меня. Сейчас мне было очень жаль ее, хотя она этого совершенно не заслуживала.
— Можно посидеть с тобой?
— Вряд ли мы здесь вместе поместимся.
Она обиженно шмыгнула носом и повернулась, чтобы уйти.
— Нидлз подцепил А6, - тихо сказал я.
Она остановилась и посмотрела на меня. Ее лицо было совершенно спокойным. Не лицо даже, а какая-то совершенно тупая физиономия.
— Не шути так, Берни.
Я молча закурил сигарету.
— Не может быть. Он же… У него же…
— Да, у него не было А2. Гонконгского гриппа, как у тебя, у меня, у Кори, у Джоан. Как у всех, одним словом.
— Но, значит, у него нет…
— Иммунитета против А6, - закончил за нее я.
— Может быть, мы тоже, все-таки, можем заразиться от него?
— Вряд ли. Но это не исключено. Получается, он просто наврал нам, что перенес А2, чтобы мы взяли его с собой тогда, — задумчиво проговорил я.
— Конечно наврал, — вздохнула она. — Я бы точно так же поступила на его месте. Никто ведь не хочет оставаться один… Пойдем, может быть, спать?
— Нет, я посижу еще.
Она ушла в дом. Я мог и не говорить ей о том, что А2 не дает практически никаких гарантий против А6. Она сама прекрасно знала об этом. Я сидел и смотрел на прибой. Несколько лет назад Энсон был одним из главных центров серфингистов в Америке. Вдалеке я увидел какую-то высокую вышку типа наблюдательной. Через несколько мгновений она как-то пропала. Не знаю — может померещилась мне. Иногда Келли так мерещится Джоан или кто-нибудь или что-нибудь еще. В последнее время они, кстати, пристрастились отделяться от всей остальной компании и бродить вместе по окрестным холмам, горам или пляжу. Вот и сейчас их наверняка нет наверху.
Я спрятал лицо в ладони и с силой сжал его, чувствуя руками каждую образовавшуюся напряженную морщинку.
А волны все обрушивались на песок и откатывались, обрушивались и откатывались, обрушивались и откатывались… Бесконечно. Мы приехали сюда летом, я и Морин. В первое лето после окончания высшей школы и перед поступлением в колледж, задолго до того, как А6 пополз из юго-восточной Азии и постепенно накрыл весь земной шар черным покрывалом смерти. Мы ели пиццу, слушали радио и втирали друг другу в спину масло для загара. Стояла замечательная погода. Яркое солнце, ослепительно-белый песок и пронзительно голубой океан…
Я — дверной проем
Ричард и я сидели на веранде моего небольшого домика на берегу моря и молчаливо наблюдали за прибоем. Дым от наших сигар был густым и душистым, что в некоторой степени спасало нас от роящихся кругом комаров, не подпуская их ближе определенного расстояния. Вода была прохладного голубовато- зеленоватого цвета, а небо — бездонным и сочно-синим. Очень красивое сочетание.
— Так значит, «дверной проем»… — задумчиво повторил Ричард. — Откуда у тебя такая уверенность в том, что мальчика убил именно ты? Может, тебе это, все-таки, просто приснилось?
— Да не приснилось мне это! Но и убил его не я — я же говорил тебе уже! Убили его они! Я был только дверным проемом…
Ричард вздохнул.
— Ты похоронил его?
— Да.
— Помнишь, где?
— Конечно, — мрачно ответил я, доставая из нагрудного кармана сигарету. Кисти рук, из-за наложенных на них повязок, были очень неуклюжими и, к тому же, отвратительно зудели. — Если хочешь посмотреть на это место, то лучше поехать туда на твоем багги. На этом, — я кивнул на кресло-каталку, — ты не дотолкаешь меня туда по песку.
Для езды по глубокому зыбкому песку у Ричарда была специально приспособленная для этого машина выпуска, кажется, 1959 года и совершенно непонятного происхождения — Ричард своими усовершенствованиями и нововведениями изменил ее внешний вид до неузнаваемости: он поснимал с нее крылья, крышу и чуть-ли не все, что только можно было снять, а вместо обычных колес приспособил огромные дутые шины — специально предназначенные для езды по любому песку. На этом чуде техники он разъезжал вдоль береговой черты и собирал принесенные прибоем доски, ветви и прочий деревянный хлам, из которого делал потом очень красивые и совершенно фантастические скульптуры. Скульптуры эти он продавал потом по дешевке, за чисто-символическую плату, зимним туристам. Вообще, Ричард был моим другом и появился здесь, в Ки-Кэрэлайн, лет пять назад, выйдя в отставку и переехав сюда из Мэрилэнда.
Задумчиво глядя на прибой, он выпустил густой клуб сигарного дыма.
— Мне не все понятно. Расскажи-ка мне еще раз обо всем с самого начала.
Я вздохнул и попытался прикурить свою сигарету. Ричард взял коробок из моих неуклюжих рук и зажег спичку сам. Прикурив, я сделал две глубоких затяжки и попытался сосредоточиться. Зуд в пальцах стал уже совсем невыносимым.
— Ну хорошо, — начал я. — Прошлым вечером, часов в семь, я сидел, точно так же, как сейчас, здесь на веранде, любовался прибоем и курил…
— Не с этого места, раньше, — мягко перебил меня Ричард.
— Раньше?
— Расскажи мне о полете.
