«А не теряю ли я попусту время? — спохватился я. — Может быть, все равно, когда я найду людей — сегодня, завтра или послезавтра?» Но, подумав, решил, что нам в любом случае надо есть, и если удастся быстро найти людей, мы еще успеем достать со дна консервы. А там видно будет, что делать дальше. Да и по отношению к Колману было бы не честно болтаться здесь без дела. Я зашагал вперед. В полдень я поел и присел отдохнуть на верхушке дюны. Вдруг мне показалось, что вдали на берегу виднеются какие-то фигуры. Люди. Двое. С криком я бросился вниз по склону, прыгая и размахивая руками. Но, к моему удивлению, люди повернулись на секунду в мою сторону и тотчас нырнули в заросли.
Глава IV
ИНАГУА — ЗАБАВНЫЙ ОСТРОВОК
Я остановился, в недоумении глядя в ту сторону, куда скрылись фигуры людей. Затем улыбнулся. Ничего удивительного! Вид у меня совершенно дикий. Одежда разодрана в клочья о кораллы; мятая шляпа лихо заломлена, борода двухнедельной давности скрывает мое лицо. На шее болтается грязный синий шарф. Я нашел его на песке и повязался, чтобы не обгорела шея. Изодранные парусиновые брюки лоскутами свисают до колен. До сих пор я не задумывался над тем, как выгляжу; не до этого было—сначала спасал снаряжение, затем отправился на поиски людей. А выглядел я, несомненно, как самый настоящий бродяга. Во всяком случае, достаточно страшно, чтобы напугать робких островитян. Какое-то время я стоял, выжидая. Никакого движения вокруг, только волны взбегали на песок да трава колыхалась под ветром.
Не спеша двинулся дальше. Вскоре на сыром песке появились следы — отпечатки широких босых ступней с далеко отставленным большим пальцем. Следы вели к купе карликовых пальм и мангровых деревьев. Я остановился в нерешительности и стал раздумывать над тем, как лучше всего обратиться к жителям неизвестного острова. Сказать ли им: «Доброе утро! Не будете ли вы добры сообщить мне, как называется этот остров?» Или лучше: «Прошу прошения, я потерпел кораблекрушение»? И то и другое звучало бы страшно глупо, но ничего больше в голову не приходило. Чувствуя себя ослом, я сделал шаг к зарослям и крикнул в сторону мангровых деревьев: «Эй! Кто там?» Молчание. Снова крикнул, и снова никакого ответа. «Эй, где вы там?» — закричал я в третий раз. С минуту все было тихо, затем из-за пальмы нерешительно вышли два маленьких мальчика.
Я оглядел их с любопытством: черны, как тушь, и почти столь же оборванны, как и я сам. Один был без штанов, но вскоре я разглядел, что штаны спрятаны в корзиночке у него за плечами. Оба казались испуганными я готовыми броситься в бегство при малейшем моем движении.
— Я ничего вам не сделаю, — сказал я.
Это, по-видимому, их успокоило, и выражение ужаса сошло с их лиц. Мальчик без штанов вдруг вспомнил о недостающей части своего туалета и торопливо ее надел. Я улыбнулся, видя его замешательство, и они оба в ответ тоже расплылись в широких улыбках.
— Не скажете ли вы мне, что это за остров? — спросил я.
Улыбка немедленно сошла с их лиц, и мальчики приготовились к бегству. Вопрос казался им совершенно бессмысленным. Они взглянули друг на друга, затем на меня, словно сомневаясь в моих умственных способностях.
— Не убегайте, — быстро заговорил я. — Наша лодка разбилась на рифе. — Вон там, — я указал в направлении, откуда пришел, — Мы разбились вчера утром, в темноте.
Их лица омрачились скорбью, и старший произнес:
— Очень, очень жаль вас, сэр, очень, очень жаль вас.
Вскоре у них развязались языки, и они рассказали, что, когда я их увидел, они собирали черепашьи яйца и что они с фермы, которая находится неподалеку отсюда. Там же живут и их родители и целая куча теток и дядьев, но только летом, а сейчас зима, очень холодно (около тридцати градусов в тени), и они пришли на ферму для того только, чтобы прогнать диких свиней, которые подрывают их посевы. Остров называется Инагуа — это всякий знает.
Итак, мы все же на Инагуа. Теперь понятно, почему мы видели островок на севере. Но каким образом, идя прямо на юг, мы могли проскользнуть между Кайкосом и Маягуаной, не заметив их, — этого я не могу взять в толк и поныне. Мы потерпели крушение у северной оконечности острова. Лагуна, где мне попались фламинго, называется Кристоф. Я спросил мальчиков, почему она так называется, но они не могли дать вразумительного ответа. Она всегда так называлась, и все тут. Я решил, что она названа в честь черного императора Гаити Анри-Кристофа, — ведь Гаити лежит от Инагуа всего в восьмидесяти или девяноста милях. Впоследствии оказалось, что я был прав. Предание гласит, что основатель знаменитой цитадели на Кейп Гаитиан построил здесь летний дворец. Здесь же, гласит предание, император прятал про черный день деньги и слитки. Правда ли это — не знаю, но несколько месяцев спустя невдалеке от лагуны я наткнулся на обтесанные камни и развалины, поросшие карликовыми пальмами и железным деревом.
Я достал из своего узла карту. На ней был изображен прихотливых очертаний остров. «Равнинный и лесистый», — было написано в легенде. В остальном, кроме, пожалуй, еще размеров, он мало чем отличался от прочих островов Багамского архипелага. На другой стороне острова стоял поселок Метьютаун. Я спросил ребят, далеко ли до него. Они ответили, что далеко-далеко-далеко. Такое обилие повторов меня несколько удивило; впоследствии я узнал, что жители Инагуа прибегают к ним всякий раз, когда хотят дать наглядное представление о количестве или расстоянии. Лагуна Кристоф была просто далеко, ферма— далеко-далеко, а Метьютаун — далеко-далеко-далеко.
Ребята сказали мне, что на ферме есть парусные лодки, и с радостью вызвались меня проводить. Через заросли, через мелкую лагуну мы вышли на едва заметную тропинку. Мягко выражаясь, дорога была не из лучших; пользовались ею, наверно, только звери, потому что на высоте плеч кактусы сплетались, образуя довольно колючую крышу. Идти поэтому приходилось согнувшись, а это уже через несколько минут становилось утомительным.
Местами тропинка проходила через топкие низины или болотины, поросшие мангровыми деревьями. Местами она пропадала совсем или становилась едва различимой. Несколько раз мы вспугнули птиц — стаи земляных голубей подымались в воздух при звуке наших шагов, отлетали на несколько метров, садились и потом снова взлетали. А однажды мы набрели на сотню маленьких попугаев, и они, испугавшись вас, взлетели все разом и подняли невообразимый гвалт.
Нам часто встречались небольшие озера и пруды, на берегах которых, как на японских гравюрах, стояли белые цапли. Почти ручные, они позволяли нам подходить совсем близко, но в конце концов улетали, грациозно взмахивая крыльями. Инагуа сущий рай для орнитолога. По берегам прудов сновали стаи куликов-песочников.[10] Среди ветвей со свистом и щебетом порхали американские славки (я был поражен, заметив среди них мерилендскую желтошейку[11]), тучи колибри носились среди колючих деревьев или неподвижно висели в воздухе, наблюдая за нами.
Вскоре тропинка снова вышла на берег, но уже на северный. Теперь наш путь лежал на запад. Здесь берег был совсем другой, чудесный, белый песок не покрывал его. Не тянулись здесь и барьеры рифов, смягчавших силу прибоя, и волны всей своей массой обрушивались на низкую выветренную каменную террасу, тянувшуюся вдоль линии берега. Глубокие неровные отверстия источили всю террасу, и мы то и дело слышали, как вода ревет под самыми нашими ногами. В некоторых местах волны пробили сквозные ходы, и вода била вверх большими сверкающими фонтанами. Однажды такой фонтан заработал прямо подо мной и окатил меня с головы до ног. Ребята завопили от восторга, считая, должно быть, что это очень смешно.
Еще несколько миль — и идти стало трудно. Кораллы легко разрушаются под действием прибоя и становятся похожими на огромные губки — только губки, сплошь утыканные острыми каменными иглами. Промоины и целые ямы, прикрытые сверху тончайшим слоем камней, на каждом шагу подстерегают идущего. И если нога провалится в такой утыканный иглами каменный мешок, она будет искромсана до кости. Через подошву тапочек я ощущал малейшую неровность почвы. Меня поражало, каким образом мальчики могут ходить по таким камням босиком. Но, осмотрев подошвы их ног, я все понял. Они были покрыты сантиметровым слоем ороговевшей кожи. Этот слой распространялся и на верхнюю часть стопы, доходя до
