чем марсиане. Наконец мы не выдержали.
— Давай уйдем отсюда! — воскликнул Колман и вскочил на ноги.
Вытащив в темноте кровати на кручу, недалеко от места кораблекрушения, мы обрели покой — холодный ветер, дувший с океана, отгонял от нас буйные орды насекомых.
Рано утром Офелия разбудила нас и сказала, что завтрак готов. Она была свежа, как маргаритка. Мы спросили, не мешают ли ей москиты.
— Москиты? — ответила она, улыбаясь. — Сейчас они не сердитые. Вот подождите, когда пойдут дожди…
Несколько дней спустя все наше имущество было сложено в одном месте на берегу лагуны Кристоф. Его оказалось довольно много. Громадная куча сверкающих консервных банок на некоторое время гарантировала нам пропитание, хотя многие из них уже пропали, взорвавшись на солнце. Временами одиночные взрывы сменялись целой канонадой. Стрельба прекратилась лишь после того, как мы прикрыли банки пальмовыми листьями. Наши драгоценные книги, подмоченные, хрустящие от песка, грудами валялись на берегу. А рядом, накрытые парусиной, лежали спасенные инструменты и приборы. На рифе покоились останки «Василиска». Мы сняли с него паруса, бегучий такелаж и вообще все, что можно было снять. Прибой уже сильно потрепал судно и проделал в борту большую дыру. Удивительно, как далеко разбросали волны обломки. Лоскуты бумаги, куски дерева, разные жестянки были раскиданы по всему берегу, миль на десять в обе стороны от места крушения. Мы собрали все более или менее ценное и тоже сложили у лагуны Кристоф. Потом погрузили весь скарб в ветхие лодки островитян — консервы на дно, более хрупкие вещи сверху. Судовые документы и секстан я тщательно завернул в парусину и спрятал на полку под один из бимсов. К концу погрузки планширы лодок возвышались над водой всего на несколько дюймов, и нас взяло сомнение, доплывем ли мы хотя бы до «фермы».
Мы тронулись в путь на следующее утро, вскоре после восхода солнца. Перед самым отплытием мы с Колманом в последний раз поднялись на обрыв, чтобы бросить прощальный взгляд на обломки «Василиска». Тяжело было расставаться с нашим маленьким суденышком, хотя мы и пережили на его борту немало тяжелых минут. На нем мы пробивались сквозь угрюмый ноябрьский туман и боролись со штормом; теперь же он лежал на рифе разбитый и брошенный, и нам стало жаль покидать его. Но делать было нечего, — в конце концов мы тихо повернулись и пошли к лагуне. Негры поняли наше состояние и встретили нас у лодок сочувственным молчанием.
При попутном ветре мы вышли из лагуны и повернули на запад. В миле перед нами белело платье Офелии, которая, как коза, бежала по берегу, прыгая с камня на камень. Хотя ветер дул довольно сильно, нам так и не удалось догнать ее, настолько нагружены были лодки. У «фермы» мы остановились на несколько часов, и негры вернулись к прерванной, охоте на свиней. Пока они прочесывали заросли, мы с Колманом решили осмотреть поселок. Он состоял из шести маленьких домиков, сбившихся в кучу в нескольких ярдах от берега. Их стены были сложены из кусков коралла и побелены известью. Известь, как мы узнали, здесь получают из коралла путем обжига. Четыре дома были крыты пальмовыми листьями, просто, но остроумно привязанными при помощи волокон к решетчатой раме, остальные два — травой и тростником. Двери и окна были сделаны из досок, выброшенных на берег прибоем (на некоторых еще оставались явственные следы морских желудей[13]), и навешены при помощи самодельных деревянных петель. Одним словом, строительный материал не стоил ничего. Мебели не было, если не считать одного или двух рахитичных столов, сделанных тоже из даров моря. Жители Инагуа, как и большинство крестьян на островах, мало затронутых цивилизацией, спят прямо на полу, на травяных циновках, которые утром сворачивают и убирают. Жизнь здесь не отличается чрезмерным комфортом.
Через некоторое время, сочтя, что свиньям внушено достаточное уважение к человеку, вся ватага вернулась. Мы снова подняли изодранные паруса и поплыли вдоль берега. Я сидел на палубе и размышлял. Все наши планы пошли прахом. Сначала я даже подумал о том, не продолжить ли нам плавание на одной из этих лоханок, но, увидев, что каждые двадцать-тридцать минут из них надо вычерпывать воду, чтобы не пойти ко дну, понял всю безнадежность такой затеи. Придется сидеть на этом острове — другого выхода нет. Тогда я стал следить за берегом более внимательно.
Он тянулся миля за милей — узенькая полоска зелени, тающая на горизонте. В глубине острова возвышалось несколько небольших холмов. Изредка появлялись купы пальм, торчавшие над берегом, словно повисшие в воздухе зеленые ракеты. Позади них лениво дремали на солнце непроходимые джунгли. В общем, пейзаж довольно приятный. Морские валы налетали на бурые скалы, подымая целые фонтаны брызг, и откатывались обратно, одетые белой пеной. Домов на берегу не было видно. Дэвид Дэксон сказал нам, что их не будет до самого «города», то есть до Метьютауна.
В полдень Дэксон объявил, что собирается жарить кукурузу. Из рухляди, загромождавшей палубу, он извлек несколько обломков дерева и ящик с песком. В нем он развел громадный костер, от которого мы едва не сбежали с палубы. Перхая, со слезящимися от дыма глазами, мы следили за его действиями. Когда початок слегка обуглился, Дэксон набросился на еду, причмокивая губами от удовольствия. Мы тоже отведали жареной кукурузы, но, по-видимому, цивилизация нас слишком испортила: кукуруза показалась нам сухой и безвкусной, как опилки, и глоталась с трудом. Колман спустился вниз и принес банку консервов без этикетки. В банке оказались груши, которые гораздо больше отвечали нашему вкусу.
Дэксон сказал, что мы прибудем в Метьютаун часов через восемь, но вот уже близился вечер, а берег был по-прежнему пуст. Перед закатом на горизонте стали собираться черные тучи. Они громоздились все выше и выше, в надвигающемся мраке засверкали молнии. Я спросил Дэксона, не лучше ли подойти к берегу и переждать ночь, чтобы не попасть в шторм. Вместо ответа он степенно указал на едва заметную полоску барьерного рифа, о который разбивался и мерно грохотал прибой. Сплошной извилистой линией, без единого просвета, риф тянулся к западу. Ближайший проход, сказал Дэксон, находится в трех милях отсюда, возле островка Шип-Кей. И если прилив стоит достаточно высоко, там можно будет найти безопасное место для стоянки.
Мы с беспокойством поглядывали на небо; тучи все росли и росли, застилая горизонт. Вскоре раздался гром, его раскаты, то затихающие, то нарастающие, пронеслись над самой водой. Наконец при вспышке молнии мы разглядели невысокие очертания Шип-Кея, маленького островка, лежащего рядом с Инагуа. Барьерный риф заканчивался у самого острова и возобновлялся с другой его стороны. Сколько мы пи напрягали зрение, мы не могли обнаружить ни малейших признаков прохода, но Дэксон, по-видимому, зная, что к чему, правил прямо на риф. Мы долго плыли в темноте, затем при вспышке молнии перед нами мелькнул риф. Волны набегали на него и разбивались в мельчайшую водяную пыль.
— Надеюсь, малый знает, что делает, — прошептал Колман. — Хватит с меня рифов на ближайшее время.
Подпрыгивая на волнах, лодки подходили все ближе и ближе к берегу. По воде зашлепал дождь; налетел порыв холодного ветра и тут же стих. Новая вспышка молнии осветила риф — он был не более чем в пятидесяти футах от нас — и по-прежнему никаких признаков прохода. Но Дэксон продолжал идти прямо на берег. Он немного переложил румпель, и при вспышке молнии мы увидели, что нос лодки направлен прямо на небольшую пальмовую рощицу на берегу. Теперь мы плыли очень медленно, так как ветер стих совершенно. При следующей вспышке молнии мы увидели, что между нами и рифом — три гребня волн, потом осталось два, и только в последнюю минуту, когда, казалось, мы вот-вот разобьемся о рифы, открылся крошечный просвет, в который бурным потоком хлестала пена. Волны ходили тут вовсю, и при вспышках молнии мы могли разглядеть широкие ветви кораллов, торчащие из воды.[14] На мгновение лодка словно повисла над проходом, а затем вместе с клочьями пены плавно скользнула в лагуну.
— Ух! — вздохнул Колман, когда мы почти без сил опустились на палубу. — Ну и ночь!
Мы ожидали, что шторм разразится с минуты на минуту, но словно разочарованные тем, что нам удалось укрыться, тучи рассеялись. Выглянула луна. Однако приключения на этом не кончились — не успели мы поздравить друг друга с таким счастливым оборотом дела, как крепко сели на песчаную мель. Мы толкали лодку вперед и назад, ругались на чем свет стоит, но все без толку. Дэксон устало вздохнул, пробормотал что-то насчет прилива и уселся на палубе. Вскоре он уже спал, мотая головой из стороны в сторону, в такт легкой качке. Родственники последовали его примеру, улегшись прямо на голых досках, и их дружный храп разнесся над покрытой рябью лагуной.
