ее ребенка.
– Сколько тебе было лет, когда твоя мать умерла? – продолжила она.
Джуда стиснул зубы.
– Моя мать была убита. – Он так сузил глаза, что они казались почти закрытыми.
Помимо воли она протянула руку и положила ему на грудь, туда, где билось сердце. В течение одной миллисекунды, пока эмоции делали его уязвимым, Мерси впитала его самые сокровенные мысли. Его мать умерла, когда он был младенцем, слишком маленьким, чтобы запомнить ее лицо или звук голоса. Печаль маленького мальчика глубоко засела в нем, равно как и голод по материнской любви, и отрицание, что он вообще нуждался в чьей–либо любви.
– Я очень сочувствую, – сказала Мерси. – Ни один ребенок не должен расти без матери, без ее безоговорочной любви к нему.
Его рот сердито искривился, глаза превратились в тонкие щелки, и черты лица стали жесткими, Джуда схватил ее руку и скинул со своей груди.
– Я не хочу и не нуждаюсь в твоем сочувствии.
Атакованная его злостью и обидой Мерси ловила ртом воздух. Кипевший в нем гнев перетекал в нее, окутывал, топил своей интенсивностью. Это ее оплошность, а не его, поняла она. Ей следовало быть осторожнее, предлагая ему доброту и заботу, когда он не понимал ни того, ни другого.
И ей не следовало дотрагиваться до него.
Она попыталась освободиться от опасного опустошения, которое вызвала в ней ярость Джуды. Но каким–то образом она эмпатически соединилась с ним и, как бы ни старалась, не могла разорвать эту связь. Тяжесть давила ей на грудь, мешая сделать вздох. Она задыхалась, изо всех сил пытаясь сказать, чтобы он освободил ее.
Джуда схватил ее за плечи.
– Что с тобой?
Она сумела выдавить задыхающийся стон.
– Мерси! – Он встряхнул ее.
Она чувствовала, как слабеет с каждой минутой, лишившись доступа кислорода, словно ее душили.
Едва сознавая, что делает, Мерси качнулась к нему.
Джуда подхватил ее на руки, когда колени Мерси подогнулись, толкнув ее в его объятия.
– Сладкая Мерси.
Закрыв глаза, она погрузилась на уровень подсознания. Джуда склонил голову и прижался щекой к ее щеке, надежно удерживая Мерси. Его отрицательная энергия рассеялась так же стремительно, как вторглась в ее мысли и тело, покидая ее так же, как и его. Она почувствовала вспышку беспокойства и искреннего сожаления, прежде чем он стремительно поставил между ними защитный барьер.
Слабая от пережитого, она медленно приходила в себя. Наконец, открыла глаза и встретилась с участливым взглядом Джуды.
– Я не хотел этого, – сказал он.
– Это была моя ошибка, – сказала она. – Я забыла о защите.
– Опасно так делать, особенно рядом со мной.
Она кивнула.
– Пожалуйста, не мог бы ты теперь отпустить меня? Я буду в порядке.
– Ты уверена? Я могу…
– Нет, спасибо. Просто поставь меня на ноги.
Он опустил ее, безумно медленно, стараясь, чтобы ее тело скользило по его. Когда он поставил ее, она качнулась, и Джуда подхватил ее под руки, чтобы поддержать.
– Позвать Сидонию? – спросил он.
– Нет, я буду в порядке. Пожалуйста… – Она изогнулась, пытаясь освободиться от уверенного захвата его рук.
Он отпустил ее.
– Мне нужно немного побыть одной, – сказала она, затем отвернулась от него, боясь, что уступит своей слабости к мужчине, который представлял опасность не только для нее, но и для ее дочери. Через несколько секунд дверь ее кабинета закрылась, и она поняла, что Джуда покинул комнату.
* * *
После получасового телефонного разговора с Клодом, проведенного за обсуждением того факта, что Сил не вернулся на Терребон и каким–то образом скрылся с радаров Ансара, Джуда направился на поиски дочери. Ему нужно было установить тесный контакт с Евой так быстро, насколько это возможно. Он сможет уговорить ее покинуть Убежище, только если сблизится с ней и она будет полностью доверять ему. Что ж, в четверг он провел с ней все утро и послеполуденные часы под бдительным надзором Сидонии. Старуха наблюдала за ним как ястреб, словно ждала, что у него вот–вот вырастут рога и хвост. Была бы она протрясена, если бы так и случилось, задумался он. Он мог бы это устроить. По крайней мере, создать иллюзию, достаточную, чтобы напугать ее до смерти. Это послужило бы ей уроком. Но он мог напугать и Еву и создать у нее неверное впечатление о нем. Он был уверен, что ворчливая старая ведьма уже облила его грязью перед ребенком, рассказав кучу всевозможных неправдоподобных историй о злых Ансара.
Да, он допускал, что в этом было небольшое зерно правды. Хорошие Рейнтри. Плохие Ансара. Но не все Рейнтри были святыми. И не каждый Ансара был воплощением дьявола.
С незапамятных времен Рейнтри проявляли эмоциональную слабость к благополучию неодаренных и предпочитали мир войне. Волшебники со слишком большой совестью.
Ансара же терпели неодаренных, манипулировали ими, когда те были полезны, и игнорировали, когда те переставали быть нужны. Ансара гордились своими навыками воинов и защищали до последней капли крови то, принадлежало им. Но они не были монстрами, не были злыми демонами. Они жили, любили и нежно заботились о своих семьях. В этом отношении они ничем не отличались от Рейнтри.
Но среди Ансара были и такие, как Сил. Понемногу в каждом поколении. Испорченные. Злые. Настоящие чудовища. Часто, будучи прирожденными колдунами, они обладали способностью завлекать отбросы ансаровского общества в свое услужение. Они убивали ради удовольствия. Получали огромное наслаждение, причиняя боль и мучая других. Они были так же не похожи на Джуду и подобных ему соплеменников, как были не похожи на Рейнтри.
Джуда убивал, когда того требовали обстоятельства. Защищая себя и других или по необходимости, когда убийства было продиктованы деловым решением. Он не терпел неповиновения или непочтительности. Как дрэнир среди своих людей он обладал непревзойденной властью.
Он любил власть. Уважал ее.
Он использовал и бросал женщин, когда ему заблагорассудится, как ансаровских, так и человеческих. А однажды даже Рейнтри…
Ева потянула его за руку, напомнив Джуде, что через дочь он связан с Мерси Рейнтри
