Кое-кто из артистов его поддержал, и тогда, смягчась,
Сагайдачный подозвал сына и коротким, сильным движением взял Гришу на ладонь, в копфштейн. Вершинин умиленно захлопал в ладоши.
Позволив сыну остаться на манеже, Сагайдачный отправился за кулисы. Ворота во двор были настежь. Доносились частые выстрелы, и Сагайдачный догадался, что это Анна тренируется в стрельбе. Работником она была исправным, никогда не уклонялась от утренних репетиций. В один и тот же час появляясь в цирке, устанавливала в конце двора подвижную, вращающуюся мишень и поражала ее из карабина.
Она и сейчас стреляла точно, без промаха. Сагайдачный (он остановился за спиной жены), казалось, мог быть доволен. А он поморщился:
— Почему бы, Аня, тебе хоть разок вот таким манером не попробовать?
И показал новый для нее прием стрельбы: вполоборота к мишени, из-под локтя.
— Верно, Сережа, мне так еще не приходилось. Ты что же — хочешь в аттракцион ввести?
— Зачем? Не вижу нужды!
Анна в ответ посмотрела не то удивленно, не то озадаченно, и он догадался, что она не может понять — зачем же пробовать, если не пригодится. «Вся она в этом. Только отсюда и досюда. От себя сверх положенного ни на грош!»
После того столкновения, что произошло на репетиции парада-пролога, после того как Сагайдачный признал себя неправым и принес товарищам извинения, — в жизни супругов как будто восстановился мир. Сагайдачный снова стал приветлив с женой и сыном, разговорчив с артистами. И все же Анна по временам испытывала неясное беспокойство: так бывает, если человек испытал под ногами колебание почвы и все еще настороженно прислушивается — вдруг повторится. Ну, а сам Сагайдачный? Действительно ли вернулся он в свое всегдашнее состояние?
Во всяком случае, он много работал, все свободное время отдавал новому замыслу, заявке на новый аттракцион.
Торопиться, казалось, не было смысла. Можно было не спеша подготовить и заявку, и техническую документацию. Речь ведь шла о том аттракционе, что сменит «Спираль отважных». Когда еще это произойдет! Но Сагайдачный работал упорно, с головой уйдя в расчеты, в обоснование заявки. Он в этом нуждался. Он хотел заслониться от всего того, что недавно испытал, — от разлада с женой, от унизительно тяжелой встречи с Зуевой, от того поражения, каким обернулась эта встреча: так и не увидел Жанну. А тут еще Казарин. Из вечера в вечер приходилось встречаться с ним, поддерживать учтивые отношения. Скорее бы позади остался Горноуральск!
Анна продолжала поражать мишень. Сбоку, у порога флигелька, грелся на солнце Николо Казарини.
— Здравствуйте, дедушка, — подошел к нему Сагайдачный. — Денек-то выдался какой. Теплынь!
— День хороший, — кивнул старик. — Дышится легче.
— Если желаете, можем за город, в лес сосновый, вас прокатить, — великодушно предложил Сагайдачный. — Как раз машину взяли напрокат.
— Куда уж мне, — покачал головой Казарини. — В субботу, когда открытие было, едва до зала добрался.
— Ну, а наш аттракцион — он как, понравился вам?
Старик вздохнул. Потом сказал, пожевав бескровны
ми губами:
— А как же. Сильное зрелище. Лошади, конечно, такое не под силу.
— Техника! — веско подтвердил Сагайдачный. — Она при правильном подходе еще как может служить!
Анна продолжала поражать мишень. Она была в легком открытом платье, отчетливо облегавшем все еще по-девичьи стройную ее фигуру. Выстрелы следовали один за другим, но Сагайдачный больше не следил за ними. Он направился назад, к манежу.
Пожалуй, не только разговорчивее стал он со своими товарищами по программе. Обычно не испытывал потребности в близких отношениях, вполне довольствовался пусть и добрососедскими, но отдаленными. Теперь же впервые в нем шелохнулось что-то. Он даже не мог бы ответить точно — что именно. Возможно, почувствовал великодушие товарищей. Приняв извинения Сагайдачного, они ни разу в дальнейшем не напомнили ему о происшедшем. Так и сейчас. Стоило ему вернуться в зал, как охотно приняли в свою компанию, в общий разговор.
Несколькими минутами позже прошли Багреевы — уже переодевшиеся, в модных цветных плащах. Виктория благоухала духами, томно смотрели глаза, удлиненные карандашом.
— Привет королеве воздуха! — приветствовал ее Сагайдачный.
Виктория отозвалась чарующей улыбкой: услышать такой комплимент от Сагайдачного было особенно лестно.
Затем, деловито шагая, проследовали помощники Казарина — Семен Гаврилович и Георгий Львович. Их тоже окликнул Сагайдачный:
— Куда, почтенные, держите путь?
Ничего не ответили. Лишь учтиво приподняли шляпы.
Обычно маленькие помощники иллюзиониста с утра и до ночи не покидали цирк. Каждого удерживало свое.
Семен Гаврилович — в прошлом квалифицированный часовой мастер — привержен был технике и потому больше всего любил уединиться где-нибудь за кулисами и конструировать, налаживать различные аппараты. Некоторые из них были настолько удачны, что Лео-Ле использовал их в своем номере. Сознание незаменимости наложило отпечаток на манеры Семена Гавриловича: они отличались не только степенностью, но и важностью.
Иного склада был Георгий Львович — натура восторженная, для всех открытая и к тому же азартнейшая. Среди игр, распространенных за цирковыми кулисами, особенно популярны «нарды», среднеазиатская разновидность шашек. Этой-то игре Георгий Львович и отдавал все свое свободное время. «Не понимаю, — жестко корил Семен Гаврилович приятеля. — Не понимаю, как можно тешить себя пустой забавой!» Георгий Львович незамедлительно впадал в раскаяние, стыдливо прятал глаза и давал зарок. Однако при первом же зове, обо всем мгновенно позабыв, опять кидался в пучину игры.
А вот в последние дни изменилось что-то: приятели стали исчезать из цирка в неурочно ранний час и при этом особое внимание уделять своей внешности.
Выйдя на площадь перед цирком, лилипуты приостановились, придирчиво оглядели друг друга. У обоих был самый франтоватый вид: светлые, безукоризненно отглаженные костюмы, шелковые рубашки, модные сандалеты. Георгий Львович вдобавок помахивал тросточкой, украшенной монограммами.
— Bce в порядке, — изрек Семен Гаврилович. — Самое время в путь!
— Самое время! — с готовностью откликнулся Георгий Львович.
По мере того как миниатюрная пара шла по городу, внимание и любопытство встречных становились все более настойчивыми. Ну, а мальчишки — те, разумеется, тотчас образовали позади гурьбу, правда на почтительном расстоянии и не позволяя себе какой-либо фамильярности. Все связанное с цирком окружено было для них особым ореолом. И к тому же
