совсем недавно, каких-нибудь два дня назад, мальчишкам довелось стать свидетелями удивительнейшего случая.
В тот день, как и сейчас, вышагивая улицу за улицей, лилипуты вдруг столкнулись с дворовой собакой. Огромная, злая, она обычно была на привязи, а тут недосмотрели, как видно. Несчастье казалось неминуемым. Собака угрожающе зарычала, вздыбила шерсть и оскалила клыки.
Но нет, Семен Гаврилович ничуть не растерялся. Шагнув вперед, навстречу собаке, он крикнул, притопнув ножкой:
— Ни с места! Куш!
Столь же отважно, наподобие шпаги выставив тросточку, повел себя и Георгий Львович. Собака оторопело попятилась, а затем, завиляв хвостом, опустилась на все четыре лапы. Мог ли этот случай не поразить мальчишек?!
Куда же направлялись помощники Лео-Ле? В домик Ефросиньи Никитичны, знакомый им еще со дня приезда. Точнее, не в самый домик, а в сад, расположенный позади.
— До чего же нынче воздух душистый, — пропел Георгий Львович, как только миновали садовую калитку.
Действительно, в саду было хорошо. Здесь росли скромные яблоньки, несколько ягодных кустов, рябина у забора. Всего уютнее выглядела площадка, обсаженная плотными кустами сирени. В центре площадки возвышались два столба с перекладиной, и на ней тихонько покачивалась трапеция.
— Первыми пришли, — заметил Семен Гаврилович. Сверился со своими точнейшими карманными часами и добавил: —Мы-то вовремя пришли.
— И я! Я тоже здесь! — послышалось в ответ.
Кусты раздвинулись, пропуская Жанну.
— Здравствуйте! — весело воскликнула она. — Какие же вы аккуратные! Значит, как и в прошлые разы, все замечайте и критикуйте строго. Никаких поблажек!
Стянув через голову сарафанчик, она осталась в гимнастическом костюме. И туфли скинула. Легко ступая по траве, шагнула к трапеции.
Знакомство было не только недавним, но и неожиданным. Произошло оно в тот день, когда, отработав на заводе утреннюю смену, Жанна собралась домой. Подружки, задержав ее, начали делиться впечатлениями о цирковой премьере. Затем возле проходной повстречалась с Никандровым, и он также стал рассказывать про цирк. Оборвав рассказ на полуслове, Жанна сердито попрощалась. «Что ж это такое? — подумала она. — Шагу нельзя ступить, чтобы о цирке не заговаривали. А тут еще Андрей. Как он не понимает, что мне неприятно!» Настроение сделалось дурным, и Жанна поняла, что исправить его можно только тренировкой. Вспомнила трапецию, подвешенную в садике у тети, и решила: «Поеду! Там тихо, никто не станет мешать».
Однако стоило Жанне исполнить первую серию упражнений, она вдруг обнаружила зрителей. Сидя рядом на садовой скамье — ноги не доставали до земли, — два человечка очень внимательно смотрели на девушку.
— Вы откуда? — оторопело спросила она.
И, услыхав, что из цирка, сперва нахмурилась: «Убиться можно! Опять этот цирк!»
— Напрасно огорчаетесь, девушка, — сказал Георгий Львович, по-своему истолковав недовольство Жанны. — Правда, мы не имеем непосредственного отношения к воздушной гимнастике. Однако повидали в цирке многое, можем сравнивать. Техникой вы владеете. И балансики удаются вам, и обрывы.
— Швунг-трапе! — внушительно объяснил Семен Гаврилович. — Швунгами действительно владеете!
С этого и началось знакомство. Почувствовав искреннюю расположенность лилипутов, Жанна разговорилась с ними, посвятила их в свое предстоящее выступление на стадионе. Когда же они высказали некоторые дельные замечания, предложила, повеселев:
— Так в чем же дело! У меня в спортивном клубе постоянный руководитель. Но одно не мешает другому. Хотите, я буду считать вас своими внештатными тренерами? Хотите?
Они польщено согласились. В этом было немало взаимной игры. День за днем занимаясь под присмотром Никандрова, Жанна, разумеется, ни в каком другом наставнике не нуждалась. Да и лилипуты сразу заметили, как уверенно действует девушка на трапеции. Что ж, если это и была игра, то ласковая, душевная. Видя, с какой сердечностью тянутся к ней маленькие артисты, Жанна испытала потребность ответить им тем же.
Как и в предыдущие дни, Семен Гаврилович и Георгий Львович расположились на скамье, а Жанна, схватясь за трапецию, раскачалась на ней, гибко прочертила воздух. Затем последовал ряд обрывов — на обоих подколенных сгибах, потом — попеременно — на одном, на пятках. Жанна работала очень отчетливо, очень чисто, и Георгий Львович даже зажмурился от удовольствия. И Семен Гаврилович разгладил лоб.
Наконец Жанна спрыгнула с трапеции. Вновь облачась в сарафанчик, воскликнула:
— Как же я раньше не заметила? Какие вы сегодня красивые, нарядные!
В отношении похвал лилипуты были крайне щепетильны, терпеть не могли какой-либо снисходительности. Но голос девушки прозвучал так искренне, что невозможно было обидеться.
Ну что вы, Жанночка! Мы такие же, как всегда! — польщено ответил Георгий Львович. — Вы лучше нам о себе расскажите. Не первый день уже знакомы. Хочется больше о вас узнать. Кто папа, кто мама?
— Отец кто у меня? — чуть пугливо переспросила Жанна. — А зачем это, к чему?
От дальнейших расспросов избавило неожиданное появление Казарина. Раздвинув кусты и все еще обеими руками держась за ветви, он проговорил с горячим чувством:
— Здравствуйте, Жанна. Наконец-то!
Она лишь кивнула в ответ. Казарин, выпустив ветви из рук, шагнул вперед и огляделся.
— Да тут превосходно. Я и не подозревал, что в двух шагах от моего жилья. Вижу, опередили меня ассистенты!
При этих словах, сохраняя на лице улыбку, Казарин обернулся к лилипутам и незаметно сделал условный знак — тот, каким обычно он пользовался на манеже, желая отослать от себя помощников.
— Мы пойдем. Нам пора, — покорно приподнялся Георгий Львович.
Семен Гаврилович не сразу последовал за ним. Лицо его отразило внутреннюю борьбу. И все же, не находя поддержки у приятеля, тоже встал.
— Уж вы их извините, Жанна. Время к вечеру, к представлению, — пояснил Казарин.
— До завтра, — попрощалась она. И добавила, проводив лилипутов ласковым взглядом: — Они у вас хорошие! Очень хорошие!
— Да что вы! Впрочем, мы все неплохие! — отозвался Казарин. — Садитесь, Жанна. Верно, Ефросинья Никитична передавала вам, как не терпелось мне встретиться с вами. Садитесь же!
Возвращаясь в цирк, лилипуты чувствовали себя удрученно. Им нравилось, что они одни имеют доступ в садик, что их одних допускает Жанна к своей тренировке, что встречи с этой ласковой девушкой стали их сокровенной тайной. И вдруг вторжение, больше того — изгнание. К тому же бесцеремонный знак.
— Ладно, — проговорил наконец Семен Гаврилович. — Не будем огорчаться. Да и ждать недолго. Завтра снова встретимся.
