еще три-четыре часа в день. Будут еще встречи с консультантом, или терапия, называй как хочешь, но я не знаю, насколько часто и когда это начнется и будет ли это индивидуально или в группе, это от многого зависит. Обед, потом, наверное, пара часов свободных — посмотреть телевизор, поиграть в бильярд, что угодно. К восьми тридцати возвращаешься в камеру. До отбоя, до одиннадцати, делаешь уроки и читаешь. Как видишь, все сводится к напряженной работе, распорядку и дисциплине. Учитывая, что произошло, — он снова заглянул в папку, — ты можешь провести там немало времени. Но это даст тебе возможность определиться, что тебе делать, когда выйдешь, так что, будем надеяться, ты туда больше не вернешься.
Надо же. Об этом Родди не думал. О возможности другого преступления. Он не заглядывал так далеко в будущее. У него нет желания вредить людям. Он и подумать не может, что ему захочется сделать что-то вроде того, что он уже сделал, что он нарочно такое затеет. Или затеет что-то такое, и осуществит, и ему будет на все наплевать. Он даже представить этого не может.
Но, наверное, с другими бывает и так. Становятся жестче. Плюют на все. Там, в настоящей тюрьме, будет больше крутых, скорее всего, больше тех, кто совершил настоящее преступление.
Вроде покушения на убийство и вооруженного ограбления? Опять он забыл.
— Вот. — Стэн Снелл вынул пачку листов, вложил их в огромный коричневый конверт. — Это тесты, чтобы оценить твои способности, умственное развитие и личность. Заполни их до конца следующей недели. Так мы сможем понять, какой ты, к чему у тебя есть способности. Ты должен мне их сдать до следующего слушания. Попроси у охранника ручку. Ее придется вернуть, и пользоваться ею можно только под присмотром.
Чтобы не использовать ее как оружие, понимает Родди, против себя или кого-то другого.
— И думай, что делаешь. Здесь ошибаться нельзя. За нарушения наказывают. Натворишь что-нибудь, узнаешь как. Вопросы есть?
Не у Родди, по крайней мере не сейчас.
— Джек? — Стэн встал и посмотрел на охранника в дверях. — Можете отвести молодого человека в комнату отдыха. Покажите ему, что там и как.
Родди догадывался. Это как первый раз пойти в школу, когда ему было семь и он только переехал в этот город, только тогда он по крайней мере уже знал Майка. Бабушка сказала в первый день:
«Будь умницей, осмотрись сначала, приглядись к окружающим, не лезь сразу вперед. Легче будет подружиться потом с кем-нибудь».
Она не имела в виду «будь крутым и агрессивным», смысл был в том, чтобы, как она говорила,
«Может показаться, что ты всех сторонишься, — сказала она, — но это в порядке вещей».
Итак, что делать сторонящемуся Роду, если он стоит в дверях комнаты отдыха, где есть пара телевизоров в разных углах, больших телевизоров, но закрепленных высоко, так, что не достанешь, и с защитной сеткой перед экраном, бильярдный стол, настольные игры, полно деревянных стульев и столов, журналов и карт, большой и потертый книжный шкаф, в котором стоят книжки в бумажных обложках и несколько видеокассет, пара диванов и кресел, два охранника и несколько парней, примерно того же возраста, что и он?
Сторонящийся Род небрежно прислонится к стене. Прищурится и посмотрит, кто чем занят. Сложит руки на груди. Не дернется и не покажет, что нервничает из-за того, не сел ли случайно на чье-то место, не мешает ли кому, не лезет ли кому не надо на глаза. Первое впечатление — самое важное.
Он не собирался заводить друзей; может быть, больше никогда. Вот Майк, вот они вдвоем слоняются по городу, Майк стоит на тротуаре и хохочет, откинув голову, оглушительно, как стал хохотать после того, как у него сменился голос, — только одно мгновение из целой вечности, в течение которой они знали друг друга. Смешно, как то, что должно бы быть бесконечной чередой воспоминаний, сводится к нескольким мгновениям; от этого Родди всякий раз как будто током в голову бьет.
Люди исчезают, и все. Просто уходят. И нечего тут помнить, люди просто уходят.
Он не мог долго стоять, прислонившись к стене, быть сторонящимся Родом, сложившим руки на груди, прищурившимся, оглядывающим комнату, оценивающим все — и, если повезет, грозным. В первый раз, когда он оттолкнулся от стены, у него закружилась голова. Комната оказалась одновременно и очень близко, и далеко, все стало резким, как бритва, и вместе с тем превратилось в плоскую картинку.
С ума он, что ли, сходит?
Тогда понятно, почему так вышло в «Кафе Голди». Только сумасшедший мог такое натворить случайно, сам того не желая, но так получилось, и исправить ничего нельзя.
Он слегка перекатывался с пятки на носок, надеясь, что это выглядит как готовность к прыжку. Сложно было сказать, заметили это или нет. Он думал, что заметили. Когда приходит новичок, его автоматически оценивают. Вроде как принюхиваются, есть какие-то сигналы. Ему нужно казаться опасным, но не наглым. Спокойным, но до определенного момента.
Главное, не выглядеть козлом, который зачем-то приклеился к стене.
Здешние охранники не кажутся особенно внимательными и настороженными, хотя он для себя решил, что это скучающее, отстраненное выражение лица — такая же уловка, как его походка вразвалочку. Охранники носят синюю форму с широкими черными ремнями, на которых висят всякие штуки типа фонариков, совершенно непонятно, для чего, разве что они ими бьют, а не светят. Выглядят они не то что незаинтересованными, они просто похожи на тех, кого вызывают что-то починить, на сантехников, что ли. Сфера их деятельности очень ограничена, просто поддерживать относительное спокойствие; и Родди, в общем, стремится к тому же.
Когда он первый раз зашел в комнату отдыха, там было двое охранников: один в дверях, второй у забранного сеткой окна напротив. А между ними — трое, играющих в бильярд, еще несколько, занятых всякой ерундой, кто-то смотрит какую-то дневную дурь по ящику, четверо играют в карты, похоже на покер. Один сидит в кресле, положив на коленку линованный блокнот, что-то пишет. Рассказ о преступлении, признание, заметки для выступления в суде? Родди подумал, что это могут быть и стихи о закатах, потому что нельзя, только посмотрев на кого-то, решить, на что он способен.
А один ходил по комнате туда-сюда и хмурился. Бровастый. Вообще здоровый, но что Родди сразу заметил, так это густые брови, нависшие над маленькими голубыми глазами. Судя по этим маленьким глазкам и густым бровям, слишком тупой, чтобы специально устроить какую-нибудь подлянку, но случайно — сколько угодно.
Родди пошел через комнату, направляясь к окну чтобы обозначить свое присутствие и действовать дальше уже оттуда. У парня с бровями другое было на уме. Он перестал ходить взад и вперед, сделал шаг в сторону, оказавшись на пути Родди, просто так не обойдешь, так Родди понял.
— Ларри, — сказал парень. (Так его зовут, подумал Родди.) — Давай сигареты.
Ладно, Родди все понял.
— Нет.
Ларри шагнул ближе, так что они почти столкнулись. «Отвали, козел» — вот что Родди должен был добавить, так ему казалось. Он прищурился и широко расставил ноги, представляя себе Шона Пенна и стараясь на него походить.
Тот парень, Ларри, медленно кивнул. Похоже было, что он пытается думать. Когда он открыл рот, Родди подумал, что он мог бы сказать: «Ты — труп» — так же легко, как «Ты со
