— Вы читали? — изумился Чижиков.
— Я владею тремя языками, — спокойно ответил угрюмый студент. — Так вот. Я, собственно, хотел обратить ваше внимание на то, что Гаррисон в своей работе ссылается, между прочим, на Чёрного…
— Где? Что вы? Вы путаете! — возмущённо воскликнул Чижиков.
— Именно в последней работе, — спокойно продолжал Дорн. — Например, в главе о спячке животных. Потом в том месте, где Гаррисон описывает новые опыты с замораживанием плесневого грибка. Да, кроме того, он и в предисловии выражает ему, в числе других, благодарность за содействие в собирании данных.
— Позвольте, тут, очевидно, недоразумение! Быть может, в другом издании?
— Вы только что сами сказали, что вышло лишь одно издание, — спокойно возразил Дорн.
— Ха, ха, ха! — раздался весёлый хохот Наташи. — Я говорила вам, Владимир Александрович, бросьте учёные разговоры. Вот и договорились!
— Но, позвольте, это необходимо выяснить…
— Вы, коллега, не волнуйтесь, — раздался из-за самовара старческий голос Бутягина. — Вы, того, как это… Действительно, молодой человек отметил совершенно правильно. Я читал эту работу. Вы, очевидно, забыли. Да вы можете сами у него справиться. Он скоро должен быть.
— Кто? Гаррисон?
— Гаррисон. Хе, хе, хе! Гаррисон далеко, Гаррисон в Эдинбурге. Чёрный, Александр Николаевич!
— Чёрный? — удивлённо воскликнула Наташа.
— Что ж тут особенного? Я его сам давно хотел пригласить, да всё не было случая. А на прошлой неделе у редактора он мне представился, и я просил его не стесняться визитом. Он и на мать хорошее впечатление произвёл. Как ты скажешь, Машенька?
Профессорша, добродушная дама лет пятидесяти, до сих пор не забывшая манер института, в котором она, урождённая баронесса, получила воспитание, поднесла зачем-то к носу лорнет и поглядела на своего знаменитого, но дряхлого мужа.
— О ком ты говоришь, Базиль?
— О докторе Чёрном. Помнишь, у ректора?
— Ах, тот… С синими глазами, бледный? Мил, очень мил…
— Но, позвольте… Вам следовало всё-таки предупредить меня, — обиженно сказал Чижиков.
— О чём, дорогой мой? Разве я знал, что вы о нём так отзовётесь? Да, вот, кстати, он сам, должно быть, — кивнул хозяин в сторону передней, где затрещал звонок. — Проси сюда, — сказал он явившейся с докладом горничной и поднялся с места, чтобы встретить гостя.
На пороге появилась невысокая стройная фигура в безукоризненно сшитом смокинге. Не торопясь, непринуждённо и в то же время солидно, с привычкой человека, получившего хорошее воспитание, этот, так мало с первого взгляда похожий на учёного человек приложился к руке приветливо ему улыбавшейся хозяйки, пожал руки мужчинам и раскланялся с барышнями.
— Прошу извинить! — произнёс он негромким твёрдым голосом. — Я запоздал. Прямо с вокзала. У Парголова под поезд бросилась женщина. Поезд задержали на сорок минут.
— Опять! Какой ужас! — вздохнула хозяйка. — Это каждый день, каждый день…
— Ранило или убило? — спросила Наташа, внимательно приглядываясь к гостю.
— Искрошило в куски. С разных вагонов собирали части тела.
— Бр-р-р!.. Сама бросилась?
— Машинист, говорит, давал свистки. Наверное, сама.
— Вы исторический человек, доктор! — язвительно вставил Чижиков.
— Что вы хотите сказать?
— Да как же! Едете вы — под поезд бросаются; лекцию читаете — рукоплескания; в заседание явитесь — скандал подымется. Даже завидно! Кстати, мы только что о вас говорили.
— Да? — безразлично ответил доктор, не выражая, по-видимому, никакого желания узнать подробности.
— И, представьте себе, разошлись во мнениях, — настаивал Чижиков.
— Это бывает, — согласился спокойно доктор, — сколько людей, столько и мнений.
— А вы, Александр Николаевич, сейчас прямо из своей усадьбы? — перебил хозяин, заметивший бестактное приставание изобретателя.
— Да. Прямо оттуда. У меня сегодня обедал мой парижский знакомый, банкир Леру. Он по делам в Петербурге…
— Вы знакомы с Леру? — спросил, покраснев, Чижиков.
— Да. Эмиль — мой старый приятель.
— Тот самый Леру…
— У которого вы были по поводу своего прибора?
Чижиков покраснел ещё более. Пот крупными каплями выступил у него на лбу. Он забегал глазами по столу и сказал растерянно:
— То есть он был у меня, а потом уж я… Он хотел у меня купить… Он что-нибудь вам говорил?..
Доктор внимательно посмотрел на смущённое лицо изобретателя и сказал мягко:
— Ничего особенного. То же, что говорил и вам, надо полагать.
— Да, да. Мы не сошлись в условиях, — оправился Чижиков.
IX
В передней снова задребезжал звонок.
Появились новые лица. Старик, профессор физиологии, Леман, долго топтавшийся на пороге, сослепу чуть не поцеловавший руки у хозяина и сухо раскланявшийся с доктором Чёрным. Потом появился красивый высокий офицер-артиллерист с академическим значком — претендент на руку Наташи. Пришёл профессор Медицинской академии, знаменитый психиатр, с длинной бородой и длинными, скобкой, волосами, похожий на добродушного деревенского деда, одетого ради шутки в военный сюртук с погонами тайного советника.
Этот поздоровался с Черным приятельски и тотчас начал с ним какой-то мудрёный специальный разговор. Молодёжь пошла в смежную комнату, заменявшую гостиную и зал.
Наташа тотчас же развалилась в качалке, а её подруга подошла к роялю и рассеянно перелистывала забытые на пюпитре ноты.
— Сыграй что-нибудь, Дина! — лениво попросила подругу Наташа.
— Дина Николаевна! Пожалуйста, Шопена! — принялся упрашивать артиллерист, страстный поклонник музыки.
— Я сегодня что-то не в духе, — задумчиво улыбнулась Дина.
— Таинственный доктор произвёл на Дину Николаевну подавляющее впечатление, — язвительно заметил Чижиков, от которого не ускользнуло внимание, с каким она наблюдала нового гостя.
