Николай. Прокурор недовольно посмотрел на подсудимого и скривил губы в презрительной гримасе.
— Кого именно? — спокойно, без каких-либо эмоций спросил судья. Прокурор удивленно повернулся в его сторону. Поймав этот взгляд, Николай Серафимович успокаивающе кивнул прокурору, мол, я знаю, что делаю, все нормально. Прокурор удивленно пожал плечами, давая понять, что ему, дескать, все равно, но он не понимает такого мягкого начала допроса.
— Вторую, — еле слышно отозвался Николай.
— Во-первых, говорите громче, — потребовал судья. — А во-вторых, назовите имя.
— Ольгу. — Голос Николая звучал как из бочки.
— Вам же сказали, говорите громче! — вмешался прокурор.
— Не надо, товарищ прокурор, я сам справлюсь, — не поворачивая головы в его сторону, бросил судья. Прокурор удивленно посмотрел на Николая Серафимовича, демонстративно бросил ручку на стол и откинулся на спинку стула, всем своим видом как бы говоря: „Ну не хочешь, и не надо. Сам работай!“
Вадим подумал, что, кажется, судья его услышал. Похоже, и вправду собирается разобраться в деле по-честному. Ну а коли так, надо сидеть тихо и не мешать.
Как-то раз Лена, говоря, разумеется, не о судебных делах, а об отношениях Вадима с ее родителями, сформулировала гениальную по простоте мысль. Тезис ее был таков — если ты хочешь, чтобы кто-то что-то делал по-твоему, то не убеждай его в этом, а сделай так, чтобы он сам пришел к нужному тебе выводу. Тогда человек делает то, что нужно тебе, а считает, что поступает самостоятельно, по своему собственному решению. В первом случае его надо подстегивать, подгонять. А не дай бог, это приведет к отрицательному результату? Тогда виноват — ты. Если же он сам все „решил“, то знай хвали его, какой он умный, да пожинай плоды. Вадим потом на основе этого постулата целую теорию тактики поведения адвоката в суде построил. А Лена — сделала основным принципом воспитания Маши. Так что у них в семье было свое „ноу-хау“. Они только не знали, что в учебниках по психологии этот принцип манипулирования человеческим сознанием описывается уже в первой главе…
— Хорошо. Допустим. Тогда расскажите обстоятельства того эпизода изнасилования, который вы признаете, — спокойно предложил Николай Серафимович, будто просил рассказать — „Как вы завариваете чай?“.
— Не буду! Изнасиловал, и все! — также не поднимая головы и также тихо отозвался Николай. Прокурор при этом торжествующе посмотрел на судью — мол, ну что, долиберальничался?
— Почему? — невозмутимо продолжал давить судья.
— По кочану! — вдруг заорал Николай и с ненавистью посмотрел на судью. Тот удовлетворенно улыбнулся и спокойно, без малейших признаков раздражения, обиды или удивления, произнес: „Вот и ладушки!“
Теперь уже не только прокурор, но и Вадим не понимал, чего добивается судья и чем он так удовлетворен.
— Ваши вопросы, товарищ прокурор, — обратился Николай Серафимович к самому пожилому участнику процесса.
— Да, благодарю. — Прокурор оживился. „Теперь тебе таки нужна моя помощь!“ — злорадно подумал гособвинитель. — Ну-с, молодой человек, как безобразничать, так вы — пожалуйста, а как отвечать, так в кусты? Рассказывайте, не стесняйтесь, как это вы так? Может, мы вам и поверим?
Пока прокурор произносил всю эту тираду, Николай даже глазом не повел. После всплеска эмоций из него как будто воздух выпустили. Он весь обмяк, ссутулился и вновь безотрывно смотрел в пол. Вадим выжидательно взглянул на судью, рассчитывая услышать замечание в адрес обвинителя. Если судья стал его союзником, так пусть действует! Судья же внимательно наблюдал за Ольгой и Катей. Казалось, только они его и интересовали.
— Я больше не буду отвечать ни на какие вопросы, — тихо произнес Николай. — Ни на какие! — повторил он с напором и, сев на скамью, закрыл лицо руками.
— Ваше право, — констатировал судья. — Ну что ж, тогда перейдем к допросу потерпевших.
На вопрос председательствующего — что произошло и как это случилось, Катя ответила кратко и как по заученному:
— Я проснулась от того, что почувствовала, что меня насилуют. Было темно. Лица не видела. Все произошло быстро. Потом я услышала шепот: „Кому расскажешь — убью“. Все. Больше ничего сказать не могу.
— А кто вас насиловал? — мягко, но как-то безразлично спросил Николай Серафимович.
— Он! — Катя показала на скамью подсудимых.
— Врет! — себе под нос, ни к кому не обращаясь, но достаточно внятно бросил Николай.
Вадим резко обернулся и шепотом, но довольно громко, зло приказал: „Молчи!“ Судья же, наоборот, удивленно-радостно поддержал:
— Почему же, товарищ адвокат? У вашего подзащитного наконец появилось желание что-то рассказать суду, а вы так его сразу прикладываете! Вы нам не доверяете? — В голосе Николая Серафимовича звучал нескрываемый сарказм. И Вадим не сомневался, что это на его счет.
— Я вам не доверяю, — вместо Вадима ответил Николай.
— А может, и зря, — хитро улыбнувшись, отозвался судья и повернулся к Кате, давая понять, что дискуссия с Николаем окончена. — Ну а вы, девушка, для начала поясните, почему полгода назад вы указывали на одного, а теперь на другого?
— Я перепутала.
— Вот так взяла и перепутала? — ехидно спросил Николай Серафимович.
— Да, я ошиблась. — Катя начала тараторить. — Понимаете, я же испугалась. Мне показалось сначала, что голос был пожилой, а потом я вспомнила, что молодой. Потом Оля сказала, что молодой…
— Я ничего тебе не говорила про голос! — неожиданно выкрикнула сидевшая до тех пор тихо Ольга. — Ничего!
— Тихо! — приказал судья. — Ну-ну, продолжайте!
— Вот, значит, перепутала я. Ну, может, не Ольга, а следователь напомнил. Ну что вы от меня еще хотите узнать?
— А собственно, больше и ничего, — спокойно-спокойно произнес Николай Серафимович. — Я больше ничего. — И вдруг наклонившись вперед, с напором, даже несколько агрессивно, продолжил, чеканя каждое слово: — А вот товарищ адвокат и ваш однокурсник, который сейчас сидит на скамье подсудимых, — хотят!
Все находившиеся в зале уставились на судью. Изменения в его тоне, облике, взгляде были столь разительны, что никто не мог понять, чем они вызваны.
— Они хотят понять, зачем вам это надо.
— Что надо? — задрожав от страха, тихо спросила Катя.
— Врать зачем надо?! — взревел Николай Серафимович.
— А я не вру. Не вру я! — Катя заплакала.
— А я знаю, что врете! И благодарите Бога, что я, будем считать, забыл предупредить вас об уголовной ответственности за дачу ложных показаний!
Пока судья произносил эти грозные слова, Катя резко обернулась и посмотрела на
