ГЛАВА 6
Лазурный берег
Лазурный берег всегда был чем-то вроде международного проходного двора. Скандинавы, греки, голландцы, англичане, сербы, русские, поляки, канадцы, румыны и прочие представители «двунадесяти» библейских народов сменялись с такой калейдоскопической поспешностью, что на новые лица никто не успевал обращать внимание.
Здесь жили люди в чистых рубашках и с грязными душами.
Интересовало одно — деньги. Только они определяли здесь внимание к человеку. О прибытии миллионеров, кинозвезд, знаменитых автогонщиков, титулованных особ наперебой сообщали газеты, газетенки и бульварные листки. О прочих же смертных были информированы лишь портье бесчисленных отелей и хозяйки столь же многочисленных пансионатов и крохотных гостиничек.
Прибывший на Ривьеру с деловыми целями инженер Арбенов не вызвал интереса. Тем более что комнату он снял в скромном пансионате под Грассом, куда до моря нужно было добираться автобусом. Здесь обычно селились отставные чиновники и служащие средней руки, позволявшие себе за счет строгой экономии провести две-три недели на благословенном Лазурном берегу.
Остался незамеченным и визит прибывшего из Парижа инженера к своему соотечественнику капитану Нарокову, который ещё в девятнадцатом году на остатки сбережений благоразумно обзавелся небольшим домиком с участком и теперь, на зависть многим соотечественникам, имел прочную крышу над головой.
Нароков не обрадовался привезенному инженером письму, в котором Крауминь сообщал, что готов открыть новый кредит для научных изысканий и выслать нужные для них химикалии.
— К сожалению, я не могу дальше пользоваться любезностью Густава Яновича, — грустновато сказал бывший капитан. — Никто не понимает моих идей. От моих изобретений они могли бы иметь миллионы, но мне не хотят поверить и на сотню франков. Се ля ви… Такова жизнь, господин Арбенов.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что увлечения капитана круто переменились. Потерпев неудачу в изобретении химического оружия, Нароков решил остаток жизни посвятить служению науке в несколько иной форме. Сейчас он намеревался заняться разведением белых мышей для продажи их биологическим институтам. Учитывая невероятную плодовитость этих милых животных, капитан рассчитывал в ближайшие полгода заработать по крайней мере двадцать тысяч франков. Пока же он находился в крайне стесненных материальных условиях и потому попросил у неожиданного гостя взаймы пятьсот франков.
Инженер ответил, что такой суммой он в данный момент не располагает. Однако он убежден, что соотечественники на чужбине должны помогать друг другу, и потому он, может ссудить пятьдесят франков.
Нароков повеселел, спрятал деньги в потертый бумажник и заявил, что встречу собратьев по нации непременно следует отметить. Так инженер Арбенов познакомился с князем Вяземским, владельцем крохотного бара неподалеку от порта. После того как было выпито несколько бутылок дрянного бургундского, подсунутого втридорога наивному инженеру, Вяземский похвастался, что близок с многими влиятельными людьми из окружения «императора Кирилла Первого».
— Генерал Волошин, например, мой однокашник по Пажескому корпусу… В чести у императора, а того больше — у его супруги…
Инженер вежливо ответил Вяземскому, что политика его совершенно не интересует, что в Ниццу он прибыл с деловыми целями. Разыскивает застрявший в каком-то портовом складе груз, на получение которого имеет документы.
— Я обшарил уже все порты Атлантики, — добавил Арбенов, уловив, что рассказ заинтересовал слушающих. — Пока, к сожалению, неудачно. Но ведь говорят, что неудачи — это путь к успеху.
В дополнение к рассказу инженер Арбенов показал разномастные справки, полученные в трудных вояжах по портовым канцеляриям.
— Теперь осталось Средиземноморье… В первую очередь Марсельский порт. Вот я и решил остановиться в Ницце, чтобы заняться своим делом, а заодно и выдохнуть из себя пыль, которой я досыта наглотался по этим паршивым пакгаузам.
— И что же за груз? — наваливаясь грудью на стол, спросил сухопарый Вяземский.
— Обувь, шерстяные армейские одеяла, кабель и автопокрышки…
— И вы этому добру полный хозяин?
— Коносаменты выданы на предъявителя, — коротко ответил Арбенов. Приметил, как алчно блеснули глаза Вяземского, вспомнил парижских апашей и добрый совет Крауминя.
— Естественно, они сохраняются в надежном банковском сейфе.
— Умно, — одобрил князь и пригласил заходить в бар.
Инженер Арбенов ответил, что он также рад знакомству и непременно будет заглядывать в такое милое и уютное заведение.
Расставшись с Вяземским, инженер Арбенов совершил прогулку по Ницце и рассмотрел белую виллу с мавританскими витыми колоннами.
От улицы виллу отделяла высокая металлическая ограда с ажурной ковкой широких ворот, возле которых прогуливались со скучающим видом два молодца в клетчатых пиджаках и желтых крагах.
На скромно одетого инженера стражи не обратили никакого внимания. Бывшие офицеры гвардейского флотского экипажа по давней привычке не снисходили вниманием до штафирок в касторовых костюмах и шляпах с лентами вокруг твёрдой тульи.
Они и помыслить не могли, как интересует скромного прохожего жизнь белокаменной виллы.
Отсчитывая франки хозяину типографии, Виктория Федоровна всё чаще и чаще думала, что публикацией манифестов «двор» не достигнет желаемой цели. Красиво написанных бумаг мужики начитались уже досыта. Им нужны не слова, а реальность. Большевики, надо признать, отлично понимают эту истину. Они отдали крестьянам землю, а рабочим — фабрики и заводы. Такое манифестами не одолеешь!
От слов пора было переходить к действиям. Но Виктория Федоровна не любила торопиться. Она привыкла тщательно анализировать обстановку и обстоятельно вынашивать планы.
Манифесты стоили дорого, но они были тоже нужны. Люди должны применяться к обстоятельствам и извлекать пользу даже из того, что им не очень нравится.
Генералу Волошину удалось наладить за большие деньги пересылку манифестов в Россию. Виктория Федоровна в душе не верила, что манифесты «императора Кирилла» вызовут на русской земле всенародное ликование, что там из края в край разольется набатный звон и очистительный ветер в один миг сдует большевиков.
Но сам факт появления манифестов в Совдепии показывал, что существует сила, проникающая через комиссарские кордоны, что борьба продолжается, что во главе этой борьбы стоит вождь. Не самозванец, не выскочка, вроде генерала Кутепова, а законный преемник династии российских императоров.