Жизнь текла размеренная и внешне неприметная. Два раза в неделю были отлучки в Марсель для поисков в пакгаузах, портовых канцеляриях и торговых конторах, остальное время — такое же, как у прочих, ривьерское житьё.
О марсельских вояжах Арбенов со всеми подробностями рассказывал Вяземскому. Беседы в баре становились всё более и более доверительными. Но, назойливо хвастаясь знакомыми при «дворе», князь пока не подпускал инженера к ним.
Стенка перед Арбеновым так и оставалась. Невольно приходила мысль: перед тем ли повесил он «клок сена»?
Кроме посещения бара и прогулок по городу Арбенов проводил время и на море, предпочитая ухоженные пляжи солидных отелей, где встречались интересные собеседники.
В пансионат возвращался засветло, совершив вечернюю прогулку по улицам Ниццы. Пожалуй, самой большой слабостью скромного инженера был интерес к местным новостям. Газеты он покупал охапками и просматривал их, не пропуская ни светской хроники, ни раздела объявлений, ни рекламы. За чаем охотно слушал рассказы соседей по пансионату и не спешил уйти, когда хозяйка, мадам Клюбе, высказывала критические замечания по поводу нравов, которые царят в других пансионатах.
Инженер согласно кивал в ответ на рассуждения мадам, всеми силами старающейся смешать с грязью своих конкурентов, и уходил в комнату с кипой газет в руках.
В баре Вяземский и Арбенов частенько толковали о русских новостях.
— Недавно я читал в газете, что профессор математики не может найти даже старого учебника для студентов. Учить ему приходится так, как учили в средневековье, — горячился Вяземский.
— Послушать газеты, князь, так через десять лет в России будут ходить на четвереньках, а через двадцать — у всех вырастут хвосты, — усмехнулся в ответ инженер. — Я деловой человек и предпочитаю видеть суть фактов.
— Так тут же самая суть и есть.
— Позволю не согласиться… Суть здесь в том, что профессор учит. По средневековым методам или по иным, но — учит! А вы, Вяземский, в цивилизованной Европе стоите за стойкой бара. Извините за прямолинейность…
Вяземский багровел от таких разговоров, но сдерживался. Он помнил, что было рассказано Арбеновым при первой встрече, и терпеливо ждал. Нечасто рядом оказывается такая «золотая жила», как партия военного груза, дожидающаяся хозяина в каком-то портовом пакгаузе. И Вяземский не дурак, чтобы упустить из рук шанс. Он верил в успех поисков Арбенова и исподволь выпытывал, что инженер будет делать, получив груз. Не такой, похоже, он человек, чтобы пустить деньги на ветер.
— Надо сначала убить медведя, князь, — усмешливо отвечал Арбенов на настойчивые расспросы. — Может быть, займусь импортом и экспортом…
Для «импорта-экспорта» инженеру потребуются доверенные люди. Одним из них мог бы стать Вяземский. С каждой новой встречей, с каждым новым разговором князь всё больше и больше приходил к выводу, что ему надо ставить на Арбенова. Тем более, что риска от такой задумки не было ни малейшего.
Кроме того, спокойный и деловито-собранный инженер вызывал у князя симпатию. Его разговоры были непохожи на праздную болтовню бывших гвардейцев, отирающихся возле «императора Кирилла Первого», которые наперебой хвастались титулами.
Князь на собственном опыте убедился, что титулы сейчас не кормят, что приходит время деловых людей и туго набитый бумажник значит много.
— В любом государстве прежде всего нужны энергичные и деловые люди, господин Арбенов, — важно рассуждал Вяземский после нескольких рюмок перно. — Разобраться, так мы с вами, пожалуй, теперь нужны большевикам… Любопытный парадокс.
— Нет, князь, любовью комиссары вас не одарят… Умные и деловые люди, о которых вы говорите, предпочитают наживать в собственный карман, а большевикам надо, чтобы они заботились об общественном. Значит, и мне большевики не подходят, князь.
Генерал Волошин мучительно раздумывал, каким образом «императорскому двору» можно перейти от слов и манифестов к активным действиям, чтобы продемонстрировать силу. Он лучше других знал, что в отличие от николаевцев (которых поддерживал кутеповский РОВС, обладающий реальной и солидной военной силой,) сторонниками «императора Кирилла Первого» являются лишь офицеры-эмигранты из числа титулованных и гвардейских служак, ярых приверженцев монархии. Те, кто исповедовал самодержавие как религию, потому что оно было скалой, незыблемым, казалось, фундаментом, на котором они строили собственное благополучие.
Большинство этих приверженцев не отличалось военной доблестью, но отыскать среди них нужных людей для проведения активных действий было можно.
Волошин отлично понял, какие «активные действия» имеет в виду Виктория Федоровна. Немного прошло времени с тех пор, как европейские газеты наперебой шумели о деле Конради, застрелившего в Швейцарии красного дипломата Воровского. «Выстрел Конради услышан и будет повторен… — на все лады расписывалось в газетах. — Выстрел не конец, а начало…»
Швейцарский суд не только оправдал Конради, но и признал похвальным желание «мстить большевикам».[2]
Виктория Федоровна предпочитала не называть некоторые вещи собственными именами. Генерала такие тонкости не смущали. Кошки не ловят мышей в белых перчатках. Если Волошин не помнил Плутарха, то он ещё с юнкерского училища знал изречение Макиавелли, что, если поступки срамят тебя, надо, чтобы результаты их тебя оправдали.
Конради стрелял в комиссара Воровского. А в Ницце как отыскать подходящий объект для активных действий? Большевистские комиссары здесь не появляются. Особенно в таких рангах и с такими фамилиями, какие называл ему в Париже Нобель.
Волошин начал уже подумывать, не кончить ли ему этот спектакль с «императорским двором». Пока есть в запасе кое-какие деньги, благоразумнее, как это сделал однокашник и кавалергард князь Вяземский, обзавестись кафе или маленьким ресторанчиком. Иметь скромный, зато надежный и спокойный заработок.
Но на глаза попалась заметка в газете, и Волошин понял, что долгожданная удача рядом.
По-строевому печатая шаг, генерал прошел в комнату, где пребывали в меланхолии высокие супруги, и положил на стол вечернюю газету.
Отчеркнутая красным карандашом заметка извещала о прибытии во Францию народного комиссара по иностранным делам СССР господина Чичерина.
— Ну и что, генерал?
— Дальше, ваше величество, — взволнованно продолжил Волошин. — Читайте дальше!.. Предполагается приезд комиссара Чичерина на Ривьеру для отдыха и поправки здоровья. Перетрудился большевичок… Вы понимаете, какая это удача!
— Но, генерал…
— Ваше величество не будет иметь к этому никакого отношения. Все организую как надо. Это же блестящая возможность показать всему миру нашу силу. Такой случай упускать нельзя.
— Вы абсолютно правы, генерал, — жестко и настойчиво поддержала Виктория Федоровна. — Такой случай мы не имеем права упустить. Но помните, Волошин, мы ничего не
