только фактическое состояние шахт в Донбассе, но и планы комиссаров по их восстановлению, очередность восстановительных работ, их темпы, предполагаемые объемы добычи, потребность в оборудовании и специалистах…
— Правильно. Максимально возможная информация полезна не только с деловой точки зрения. Мы здесь в своем кругу, господа, и давайте будем называть кошку кошкой. Экономическая информация, кроме того, является и товаром, за который можно получить неплохие деньги. Покупатели на неё найдутся.
— Но это одна сторона нашей деятельности. Мы люди коммерческие и, реально оценивая обстановку, должны признать, что вторым аспектом нашей практической деятельности по борьбе с большевиками в сложившейся обстановке является уничтожение главных руководителей этого движения. Внутри России мы сейчас бессильны что-либо сделать. Нас не должны интересовать мелкие служащие, имена которых мало известны. В центре нашего внимания должны стоять такие имена, как Красин, Чичерин и им подобные. Для выполнения этого я считаю правильным объединение усилий Торгпрома с аналогичной деятельностью других групп, единых нам по взглядам на большевистское движение…
Председательствующего теперь не перебивали репликами. Старший Гукасов, налитый нездоровым жиром нефтепромышленник, бросил перебирать четки, князь Белосельский- Белозерский напряг спину, Лианозов вытирал платком шею. Все поняли, что сейчас будет сказано самое важное. Нобель умел спокойно и вроде бы холодновато анализировать обстановку и незаметно подводить слушающих к главной, требующей немедленного решения проблеме.
— В связи с тем что прямые военные акции в нашей работе теперь исключены, необходимо решить вопрос о равноценной их замене.
— Военные акции можно заменить только военными, — не удержался Лианозов.
— Но всё-таки вы, Роман Петрович, видимо, не думаете, что Торгпром сможет набрать армию и послать её завоевывать Россию. Нам нужно развивать несколько иные формы военной деятельности и направлять остриё туда, где в нынешних условиях наши затраты могут дать наибольший эффект…
Старший Гукасов засопел и тряхнул янтарными четками. На заседаниях нефтепромышленник предпочитал молчать и слушать. Обстоятельно переваривать услышанное и вдруг озаряться идеей, которую он принимался осуществлять с фанатичным восточным упрямством.
— Сейчас главная наша цель — это противодействие всеми возможными методами дипломатическим эмиссарам красных…
— Рэзать! — гулко выкрикнул Гукасов, округлив оливковые глаза. — Рэзать надо! Комиссаров, большевиков… Всех рэзать!
— Позвольте, господа! — Из-за стола встал низенький, с ухоженной бородкой, банкир Коншин и повернулся к побагровевшему нефтепромышленнику: — Давайте будем выбирать для выражения наших мыслей более… этичные выражения. Я полностью согласен с председательствующим. Тем более, что здесь, в дружественной стране, сочувственно относящейся к нашей борьбе против большевизма, есть практическая возможность осуществить противодействие. Однако мы обязаны считаться с законами Французской республики и поступать так, чтобы не поставить наших друзей в затруднительное положение…
— Совершенно справедливое уточнение, господин Коншин, — поддержал банкира Нобель. — Кроме французских законов мы должны учитывать прессу, общественное мнение, а также тот прискорбный факт, что левые газеты и здешние коммунистические ячейки стараются предать широкой огласке любой наш промах. Мы должны быть предельно осмотрительны, дабы не запятнать репутацию Торгпрома. Не забывайте, господа, что все мы ведём нормальные деловые операции, и газетная болтовня может повредить этой стороне нашей деятельности… Генерал Волошин снова обратился ко мне с предложением о совместных действиях.
— Кирилловец! — протестующе крикнул Белосельский-Белозерский. — Не может быть и речи!
— Никаких контактов с монархистами!
— Позорный союз!
— Я понимаю, господа, — настойчиво продолжил Нобель, когда утих шум. — Вы сами хотите быть российскими самодержцами. Но всё-таки сейчас мы должны объединять силы. Бог всегда на стороне больших батальонов — не забывайте эту мудрость. Мы и так слишком много потеряли оттого, что одни ратовали за Учредительное собрание, другие уповали на хозяйственных мужиков, а третьи пытались взгромоздить на престол обветшавших Романовых. Я считаю, что нам нужно принять предложение. Не поступаясь нашей политической платформой и принципами будущей политической власти в России, мы можем пойти на сотрудничество в ограниченных, сугубо утилитарных рамках, о которых я говорил сегодня… У нас есть деньги, а у кирилловцев найдутся смелые офицеры. Я понимаю ваши возражения, Роман Петрович, но вы же не рискнете сами стрелять в комиссара…
Лианозов крякнул и принялся вычерчивать замысловатые завитушки на листе бумаги.
— Кроме того, в случае неудачи кирилловцы будут для нас отличным громоотводом…
— Рэзать! — побагровев, выкрикнул Гукасов-старший.
Нобель поморщился. Выкрики нефтепромышленника раскрывали суть того, что старательно прятал за обтекаемыми словами миллионер Нобель, который владел акциями в добром десятке крупных русских промышленных компаний и банков. В восемнадцатом году Нобель даже вступил в члены шведского стрелкового клуба, чтобы в случае революционного восстания в Европе лично занять место с винтовкой в руках в карательном отряде.
Торгпром постановил согласиться на негласное сотрудничество с кирилловцами и оказать им финансовую помощь в проведении известных акций. Однако, памятуя провал в Берлине, в решение внесли уточнение: сначала дело, а основная плата потом, в зависимости от результатов. Кредит, как известно, портит отношения.
В заключение заседания Густав Нобель сообщил ещё одну новость. Кроме Волошина в Париж прикатил ещё некто, более важный и влиятельный, подлинную фамилию которого предпочитали вслух не называть. Сам же он скромно именовал себя мистером Брассом. Мистер выразил желание встретиться с представителем руководства Торгпрома. Договорились, что на встречу пойдет Коншин, бывший управляющий Русским торгово- промышленным банком, умница, финансовый маг и чародей. Из тех, кто умеет голыми руками вытащить из печки каленый полтинник и не обжечься.
ГЛАВА 4
Парижские встречи
Собеседники расположились под каштаном в крохотном сквере на берегу Сены. Мимо катились автомобили, цокали по мостовой подковы равнодушных к городской сутолоке извозчичьих лошадок. Целовались на скамейках парочки и визгливо кричали мальчишки, продававшие газеты. Под гранитными парапетами катилась мутная вода. Рыбаки в соломенных шляпах, недвижимые, как каменные химеры собора Парижской богоматери, стыли на каменных приступках.
