— Да, действительно, а я и не заметила, — произнесла Мила недовольно. — И когда успел?! Эта обивка — сплошное уродство! Все, приехали!
«Пассат» подпрыгнул на выбоине, притормозил, дверцы хлопнули одна за другой, послышался легкий скрежет ключа в замке и все стихло. Подождав несколько секунд, Наташа выбралась из-под покрывала и, взглянув в окно, успела увидеть, как Мила и ее сестра скрываются за черной стрельчатой дверью бара. Тогда она села и начала растирать затекшие ноги и поясницу, раздумывая над услышанным.
Сестры вернулись через полтора часа. За это время Наташа успела слегка задремать и юркнула под покрывало в самый последний момент, когда Мила уже поворачивала ключ в замке дверцы. Ее спасло только то, что Мила смотрела не в машину, а на сестру, с которой продолжала спорить.
«Пассат» снова поехал куда-то, и Наташу снова начало покачивать в пыльной, душноватой темноте. Несмотря на то, что она находилась в очень неудобной позе, Наташа постепенно опять задремала. Она видела странные горячие образы, лицо Славы, почему-то мертвенно бледное, с синими губами — он что-то говорил ей, но она не услышала ни слова и проснулась во сне и заплакала, думая, что он умер. А потом вдруг оказалась в больших санях, рядом с ней сидело несколько болтающих и смеющихся людей. Сани мчались по бесконечной снежной равнине, увлекаемые тремя серебристыми лошадьми, со звоном бившими копытами по прочному снежному насту. А далеко впереди, где белое сменялось серым, мчалась стая огромных темных волков, и за ними серое, на мгновение вспыхивая ярко-красным, вдруг прорастало пушистой белизной. Никто из сидевших в санях не смотрел на них, и Наташа подумала, что они их даже и не видят.
Один из волков вдруг замедлил бег, отстал от стаи и вскоре поравнялся с санями. Приоткрыв пасть, он внимательно смотрел на Наташу ледяными глазами, и лунный свет блестел на его клыках. Потом он прыгнул, и Наташа, вскрикнув, закрыла лицо руками, тотчас же она услышала глухой удар, и кто-то отчаянно закричал рядом. Она убрала руки и успела увидеть, как волк исчезает вдали, волоча за собой чье-то тело, потом раздался громкий выстрел, и, вздрогнув, Наташа открыла глаза в душной тьме и едва не вскочила, с трудом удержавшись и сообразив, что всего лишь лежит под покрывалом, а в выстрел превратился резкий хлопок дверцы. Машина дернулась, поехала, и Наташа вдруг услышала низкий голос Тарасенко:
— Ты опять в этой юбке!
— Ну и что?!
— Опять все видят твои ноги! Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты перестала обнажаться на людях!
— Леша, в чем дело?! Тебе всегда нравилось, когда я надевала короткую юбку! Ты всегда говорил, что у меня красивые ноги! Чего ты опять начинаешь?!
— Я понял, как следует жить. А ты понять не можешь! Ты одеваешься, как шлюха!
— Слушай, если ты не прекратишь!.. — голос Милы тут же зазвучал мягче, словно спрыгнув с невидимой вершины. Наташа поняла, что проспала уход Татьяны, и сжалась под покрывалом. — Леша, может нам поехать в Крым? К этой девушке. Может, она знает, в чем тут дело, может, она что-то сделала не так? Леша, ты ведь никогда таким не был. Если ты сам не захочешь… то у меня есть немного денег, и мы могли бы…
— Не смей! — произнес Тарасенко с какой-то злой торжественностью. — Никогда не смей мне о ней напоминать! Эта девка — ведьма! А Господь наставлял нас — ведьмы и ворожеи не оставляй в живых! Да будут они истреблены! Вот он, крест, мне предназначенный… Никогда больше не говори о ней! До сих пор я терплю твою болтовню только потому, что обольстил тебя необрученной и грех на мне!..
Наташа сжала зубы и больше не слушала, о чем говорят Алексей и Мила. Вскоре «пассат» снова остановился, хлопнули дверцы, повернулся в замке ключ, и она почувствовала, что осталась одна. Через несколько минут Наташа осторожно выглянула из- под покрывала и увидела в окно возвышающийся рядом знакомый дом. «Пассат» снова стоял во дворе. Было начало второго. Наташа осторожно выглянула в другое окно — «пятерка» стояла на своем обычном месте. Тут же, словно для того, чтобы напомнить о себе, из нее вылез хмурый курносый парень и, натянув поглубже черную шерстяную шапочку, зашагал куда-то по своим делам. Она прилегла на диван и потянула на себя покрывало, надеясь, что в «пассат» сегодня уже никто не заглянет, и тут в сумке негромко запищал телефон. Наташа вздрогнула и поспешно достала его, радуясь, что телефон не зазвонил пятью минутами раньше. Она взглянула на дисплей — высветившийся номер был ей незнаком, это даже не был номер Николая Сергеевича. Наташа автоматически перенесла цифры в свою записную книжку, потом нажала на кнопку.
— Наташа? — спросил далекий равнодушный голос, и она вздрогнула, пытаясь вспомнить, где уже могла слышать этот голос… она слышала его совсем недавно, когда… когда…
— Да, я.
— Насколько я понимаю, это облегчит твою совесть, — сказал голос, и в трубке тут же раздались короткие гудки. Наташа спрятала телефон и неожиданно для самой себя улыбнулась. Звонок был очень вовремя. Звонивший вряд ли мог представить себе, насколько он был вовремя. По пальцам ее правой руки пробежала знакомая ледяная волна, а потом пальцы оделись сотнями ледяных иголочек, как раньше… да, как раньше. Теперь она снова была только в одном мире и не несла ответственности за другой. Что ни говори, со стороны Схимника было очень любезно известить о том, что он жив. Теперь, на данный момент, главным было, чтобы пришла ночь. Наташа снова опустилась на диван, натянула покрывало почти до макушки и мгновенно провалилась в сон, на этот раз без каких либо видений.
Когда она в следующий раз выглянула из-под покрывала, вокруг была густая темнота. Наташа опустила руку вниз, щелкнула зажигалкой возле циферблата и изумилась — часы показывали начало первого. Она проспала без перерыва почти одиннадцать часов.
Наташа осторожно приподняла голову над спинкой дивана и улыбнулась, и улыбка получилась холодной и жестокой, как недавно увиденные во сне ледяные волчьи глаза. «Пятерка» стояла позади, вплотную к «пассату», и в ней одиноко светились два сигаретных огонька. Наташа отчетливо увидела два лица, молодое и постарше, увидела тускло поблескивающие глаза и снова улыбнулась. Никто из сидевших в «пятерке» не изменил позы, не выскочил суматошно, даже не шевельнул губами — никто ее не увидел. Она их видела, а они ее — нет. Неожиданно это напомнило ей далекую детскую игру в прятки, и Наташа едва слышно хихикнула. Сидевшие в «пятерке» водили, а она пряталась. И теперь нужно только выбрать момент и ударить ладонью по назначенному месту, закричав: «Дырдыра!» И все — конец игры! Вот такие вот дела.
Оглянувшись на темную громаду дома, в котором светилось лишь несколько бодрствующих окон, Наташа вытащила из сумки лист ватмана, карандаш и небольшую оргалитную пластину. К оргалиту она прикрепила бумагу и покатала в пальцах карандаш. Белое пятно пустой бумажной клетки было отчетливо видно в темноте. Сейчас ее мало интересовала прочность картины — нужно было только извлечь из наблюдателей нечто, еще пока неизвестное, и продержать его в картине определенное время, а потом… ей наплевать, что с ними будет потом. Их картины пригодятся ей — не сейчас, так позже. Наташа подняла голову и снова взглянула на одного из наблюдателей. Он спокойно сидел в своем кресле и курил — абсолютно видимый и абсолютно беззащитный перед ней сейчас, ничего не подозревающий… и это было прекрасно, да, как раньше. Она ведь не нарушает обещание, данное Славе, она не работает на них, она сейчас работает против них. Им еще предстоит
