такого… это просто работа… а он сам виноват… выпить пива с Лехой… хорошо платит начальничек…
… что ты сделаешь за деньги?..
… все… так душно…
Что-то мешало дышать — и ей, и тому, другому, кто рядом рвался наружу… мягкая преграда, закрывшая доступ к воздуху, и она вцепилась в нее — пальцами, зубами, рванула и услышала далекий крик, а рядом кто-то то-же вскрикнул, но в крике были радость и счастье обретенной свободы. В глаза Вите хлынул свет, хлынула комната, слегка покачиваясь, и она увидела, что держит в руках разодранный в клочья лист ватмана, и тут же что-то словно толкнуло ее, хотя и не дотронулось, промелькнуло через комнату, хотя не было видимым — какой-то сгусток энергии, торжествующий, освобожденный -
…деньги? Все ради денег?.. и на мгновение она выгнулась, словно это что-то потянуло ее за собой, а потом вдруг все исчезло, и осталась только комната, и до боли в глазах яркий свет лампы, и Наташа, стоявшая у стены с клочками ватмана в пальцах, и она сама, вывернутая наизнанку вместе со всеми своими убеждениями. Вита выплюнула кусок бумаги, который был зажат у нее в зубах, взглянула на обрывки картины в собственных руках — просто бумага, мертвые карандашные штрихи… она разжала пальцы, и обрывки равнодушно ссыпались на пол, словно пустые мушиные шкурки. Она сделала несколько шагов вперед на подгибающихся ногах, шатаясь, как пьяная, потом упала на колени и закрыла лицо руками. Все, что она услышала от Наташи, нахлынуло на нее, точно гигантская волна, смывая все сомнения и представления о реальности, впечатывая во взбунтовавшийся мозг безжалостную правду, и Вита корчилась на полу в странных сухих рыданиях, заново проживая боль от Надиной смерти, прорвавшуюся сквозь время, и только теперь по настоящему понимая, что пережил и прочувствовал человек, рассказавший ей все это. На мгновение ей показалось, что сейчас она сойдет с ума, но потом вдруг почувствовала на плече чью-то руку и вскинулась с пола, и Наташа отпрянула от нее.
— Только не бойся меня! — воскликнула она, увидев лицо Виты. — Пожалуйста, не бойся!
— Тебя? — хрипло спросила Вита и провела ладонями по волосам, выбившимся из развалившейся прически. — Тебя-то? А кто ты? Хирург, всего-навсего. Да, так проще… — она мотнула головой, разговаривая скорее сама с собой, чем с Наташей. — С привычными терминами как-то спокойней. Бояться тебя… А ты меня как — нет? Теперь, когда я знаю? Жреца из меня не выйдет, учти! Что же ты натворила, Наташа, зачем ты вылезла?! Зачем ты их всех нарисовала?! Разве Дорога тебя не научила? Или часть ее и вправду осталась в тебе?
— Я не знаю, но мне кажется, что это так. Это было как какое-то наваждение, понимаешь?! Но теперь этого нет, и даже если они найдут меня, то никогда не заставят…
— Не заставят? — Вита усмехнулась. — Еще как заставят! Поставят перед тобой твоего Славу и будут отрезать от него по кусочку — все сделаешь! Господи, — она покачала головой, — как же мне тебя жаль!
Наташа плюхнулась в кресло и разрыдалась. Вита, помедлив, встала, пошатнувшись от легкого кружения в голове, потом подошла к Наташе, села рядом на краешек, обняла ее и притянула к себе.
— Ну-ну, — сказала она слегка растерянно, пытаясь вспомнить, приходилось ли ей когда-то кого-то утешать и если да, то как это делается. — Перестань, а то сейчас тут будет море, и будем мы с тобой, как две Алисы…
— Теперь ты откажешься, — прорыдала Наташа.
— Почему? Ты мои условия выполнила, зачем мне отказываться? Тем более, если я откажусь, ты полезешь всюду сама, попадешься, и тогда… — Вита зябко передернула плечами, — тогда мне даже страшно подумать, что может случиться. Теперь-то понятны мне и резня, и гонки эти — конечно, ради такого дара, как у тебя, стоит начать крупную игру. Но темно, очень темно, ничего не понятно. В общем, так — сейчас ты перестаешь реветь, мы сядем и я подумаю. Считай, что я на работе — жалованье должно идти мне с этой минуты. Понятно?
— Да, — Наташа, всхлипывая, начала вытирать слезы. — Ты-то как себя чувствуешь?
— А как я могу себя чувствовать? — раздраженно спросила Вита и встала. — Хреново я себя чувствую, мягко говоря. Мое мировоззрение стоит на голове и его здорово тошнит! Ты действительно видишь, из чего… я состою?
— Да.
— Господи, представляю себе зрелище! А когда я порвала эту картину… я его выпустила, да? И теперь он… — Вита замахала руками, словно пыталась взлететь. — Нет, все, все, хватит, не все сразу, иначе я вообще перестану соображать.
— Может, тебе воды принести?
— Воды… Лучше водки… литра два. Куда, сиди, я пошутила! — она схватила за руку Наташу, которая вскочила, явно собираясь исполнить просьбу. — Сейчас бы кофе. Хорошего кррепкого кофе!
— У меня есть немного, пойдем.
Спустя полчаса они сидели на кухне и пили кофе. Вита трясущимися пальцами переписала в свою записную книжку данные обо всех Наташиных клиентах, туда же занесла оба ее телефона, а также номера, с которых ей звонили Схимник и Николай Сергеевич. К ее удивлению, Наташа вовсе не расстроилась из-за порванной картины.
— Я бы скоро сделала это сама. Скорее всего, они поймут, что случилось с их человеком, и теперь будут искать меня в Киеве, а про Крым забудут, так что мои будут в безопасности.
— Забыть-то может и забудут, только теперь они будут более осторожными, и подобраться к твоим клиентам будет не так-то просто, — хмуро заметила Вита, раскуривая сигарету. Сигарета прыгала в ее руке, словно живая. — Ты говорила про письмо, которое нашла в доме Измайловых. Письмо для местной Светки. Оно у тебя с собой?
— Да. Но… не знаю… я пыталась его прочесть и ничего не поняла. Какой-то бред.
— Бред — понятие абстрактное, — глубокомысленно пробормотала Вита, — а, следовательно, растяжимое, его можно прилепить на что угодно, в основном на то, что непонятно лично тебе. А в нем, возможно, огромный смысл. Давай письмо.
Наташа, пожав плечами, принесла ей письмо. Вита покрутила конверт, внимательно его разглядывая.
— Эм-Эс Василевич, — пробормотала она. — Тверь. Как интересно — пришло письмо, значит, из Твери, а где же штамп?
— Какой штамп?
— Обычный, почтовый. На все конверты, прошедшие через почту, ставят штампы. Посмотри, — Вита покрутила конверт перед лицом Наташи, — ни с одной стороны, ни с другой. А что это значит?
— Что?
— Значит, получили его не по почте, а так привезли. А может, и не собирались отправлять.
— Не понимаю, — сказала Наташа.
— Я сама не понимаю. Это конверт из-под измайловского письма, да? — она подтянула к себе конверт, который Наташа принесла вместе с письмом. — Ну, на нем тоже нет штампа. Ты не заметила?
— Нет. Я только на фамилии смотрела. Видишь, один почерк. А письмо написано
