двадцать рублей.
— Лещ на базаре трешницу стоит, а в городе — десятку, — напомнила Нина.
— Я сто рублей дам, — с улыбкой сказал Клим.
Архип схватился за сердце:
— Да где ж это видано… Сто пять!
Торговались долго, войдя в раж; поминали святых угодников и грозили друг другу то небесными карами, то судом, то «знакомыми ребятами». Клим уступил, только когда цена дошла до пятисот рублей.
Архип кинул шапку на пол:
— Разорили! Раздели донага! — Но тут же полез за пазуху и, недобро косясь на Клима, отслюнил из толстой пачки две зеленых керенки по двести пятьдесят рублей. — Расписочку извольте!
Нина добыла у попадьи бумагу и карандаш, и, получив свое, Архип выбежал из избы.
Нина еще раз посмотрела на купюры на свет.
Вот он, обещанный крупный улов! С бьющимся сердцем Клим подошел к ней:
— Вроде настоящие?
Она спрятала деньги в карман:
— А вы здорово умеете спорить… Где-то учились?
— В Шанхае довелось поработать в чайной компании. К нам купцы приезжали со всего света.
Закатное солнце падало из окна на Нину: лицо ее оставалось в тени, а руки и грудь в вырезе пестрой кофты казались золотисто-розовыми.
— Спасибо за помощь, — поблагодарила она. — Жора сказал, что вы не собираетесь нас выселять. Я понимаю, вам деньги нужны, но я могу расплатиться только весной… Правда, мне нечего оставить в дополнительный залог, кроме мебели и столового серебра.
Клим смотрел на нее, прикусив губу. Нина торговалась с ним точно так же, как с Архипом.
— Что я буду делать с вашей мебелью?
— Тогда давайте перепишем вексель, — торопливо предложила Нина. — И в марте… нет, лучше в мае… я пришлю вам деньги. Мой друг помог мне получить казенный подряд, так что мы выкрутимся.
— Друг — это Матвей Львович?
Нина удивилась:
— Да. Откуда вы знаете?
— Слухами земля полнится.
— Значит, договорились? Я вернусь в Нижний Новгород, и мы все оформим. Только прямо сейчас я не могу ехать в город — у меня тут дела.
Она нетерпеливо постукивала кольцами об оконную раму.
— Договорились, — ответил Клим.
— Отлично! Ну тогда до свидания.
Нина выбежала в сени. Со двора доносилась пьяная песня:
Клим провел ладонями по лицу. Получи, авантюрист… Ты подходишь ей, как танго к балалайке. Она будет любезничать с тобой ровно до тех пор, пока ты не погасишь вексель: это все, что ее интересует.
Входная дверь скрипнула, и Нина вновь появилась на пороге:
— Может, вы погостите у нас? Когда вы еще попадете в наши края?
Не обольщайся. Ей просто страшно отпускать тебя назад к присяжным поверенным: они наверняка скажут, что ты сошел с ума, давая ей отсрочку.
Глава 8
1
Клим прогуливал дела, как двоечник уроки. Он сделал из камешков болеадорас[14] и учил Елену с Жорой метательному искусству гаучо, бесстрашных аргентинских скотоводов. Нина смотрела на брата, улыбаясь:
— Только не перебейте друг друга.
Ездили на завод, на поля, плавали на лодке по заросшим кувшинками заводями. Черные топляки выглядывали из воды как доисторические звери; сутулая цапля стояла на отмели, и ее отражение расслаивалось зигзагами.
Взбирались на кручи, перепрыгивали с камня на камень, а потом неслись вниз и падали в мелкий речной песок. Жора и Елена возводили крепости, Нина плела венки из рябины, Клим обводил травинкой след от ее руки.
«Мне нет дела до твоего покойного графа, о котором ты то и дело вспоминаешь. И даже председатель Продовольственного комитета меня не смущает. Просто будь рядом».
Клима восхищало в Нине сочетание тонкой женственности, силы воли и деловитости. Девочка-филигрань, кружево из металла. Он сам ничего не понимал в сельском хозяйстве, а уж тем более в шлихтовальных машинах и варочных котлах, и не переставал удивляться тому, как Нина со знанием дела разговаривает с мастерами в цехах или спорит с поставщиками о составе пропитки.
К негодованию дяди Гриши, она всюду совала нос.
— Что ты за мной подсматриваешь? — сердился он.
— Я у тебя учусь.
Ей хотелось развиваться, умнеть и расти над собой — ничего общего с ковалихинскими девицами, мечтающими о богатом женихе только для того, чтобы не работать, или с дамами, изливающими непонятые души в халтурных стихах и картинах.
Нина утверждала, что занимается заводом ради денег, но Клим сомневался в этом: она была слишком азартной и честолюбивой. Ей хотелось «доказать им всем», а в первую очередь себе, что она многого стоит. Такие беспокойные люди не способны достичь божественной нирваны: они все время будут находить себе занятие и упорно карабкаться наверх.
Как-то раз, поджидая Нину у конторы, Клим залюбовался на белок — молодых, бойких, рыжеухих: они носились друг за другом по огромной сосне; древесная труха сыпалась из-под быстрых лапок.
Нина была из этой беличьей породы: она жила, распушив хвост, прыгая очертя голову. Она рисковала чаще, падала больнее, но от нее невозможно было отвести взгляд.
