С утра ни Боги, ни Леденцова не явились на работу.
— А где у нас эти два голубя? — спросил Ивар, выйдя из своего кабинета. Ему надо было ехать к Пименову договариваться о финансировании сельских распродаж, а главных устроителей этой акции где-то носило.
Лицо Никитина приняло похабнейшее выражение.
— Боги звонил десять минут назад и сказал, что он уехал общаться со своими диверсантами. А пять минут назад звонила Леденцова и заявила, что у нее утреннее несварение желудка. Спорим, что они оба сейчас лежат рядышком и радуются, как они ловко всех провели?
— Молодцы-ы! — возмутился Ивар.
Никитин крутанулся на стуле.
— Да ладно, не злись! У них уважительная причина. Кстати, как тебе заголовок для первой полосы: «Вся Пахомовская трасса выбирает пидараса!»?
— Это что? — не понял Ивар.
— Это мы так хамим хоботовское окружение: Синий — пьяница и вор, секретарь Хоботова — молоденький голубоватый мальчик, сам он, стало быть, тоже такой… Твоя подружка Тарасевич — блядь, которая трахается со всеми. Ее мужики берут с собой на пароходах кататься. По-моему, гениально!
Никитин был страшно горд своей выдумкой.
— Ну ты ври, да не завирайся! — вдруг произнес Ивар каким-то неестественным, замороженным голосом.
Никитин округлил глаза.
— Честно! Ты знаешь, у кого вчера была Тарасевич? У Пименова с Караваевым! Они вместе на яхтах ездили кататься. Вайпенгольд сказал, что они оттрахали ее всем коллективом.
Ивар почувствовал, как у него что-то оборвалось внутри.
— Не упоминай о Тарасевич! — сказал он очень тихо.
— Ты что, с ума сошел?! — обалдело воскликнул Никитин. — Она как раз гвоздь моей программы!
— Не упоминай!!!
Ивар стоял напротив него — бледный, с бешеными глазами, со сжатыми кулаками…
Он сам никак не ожидал от себя такой реакции. Все произошло спонтанно и без его ведома. «Никитин наверняка обо всем догадался!» — промелькнуло у него в голове.
В этот момент в комнату влетела одна из никитинских журналисток.
— Этот Вайпенгольд… — произнесла она обессилившим голосом. — Его отдел выпустил вот чего!
Она сунула под нос Ивару газету, на первой полосе которой красовалась карикатура: Хоботов в виде бабочки — на цветке с надписью «Областной бюджет». Прямо под карикатурой помещались строчки:
Еще ниже были напечатаны какие-то истеричные призывы «сплотиться единым фронтом вокруг нашего дорогого Василия Ивановича» и «начать народную войну против засилья капитала».
Никитин вырвал у Ивара экземпляр, посмотрел…
— Твою маму! — заорал он, прочитав название газеты. — Это же моя полоса! Вайпенгольд что, выкинул мои гениальные материалы и поставил эту херню?!
— Представь себе! — кивнула головой девчонка.
— Сволочь!
На Никитина было больно смотреть: казалось, от обиды он готов разрыдаться.
— Кто ему разрешил?! — негодовал он. — Этот полудурок нарушил мне весь производственный цикл по обработке мозгов! У меня же все рассчитано, кому, когда и какие публикации делать!
Ивар обернулся к журналистке.
— Ты не в курсе, как ему это удалось?
Та пожала округлым плечиком.
— Я звонила в типографию, и мне сказали, что его люди привезли новые тексты, а наши изъяли.
Ивар быстрым шагом прошел к себе в кабинет за барсеткой.
— Я к Пименову!
Сегодня, вопреки обыкновению, Пименов встал поздно: все-таки сказывались последствия прогулки на «Девочке». Когда он — свежеумытый, побритый и в благоухающем шелковом халате вышел на кухню — Снежана уже ждала его.
— Завтракать будешь? — спросила она, приоткрыв дверцу огромного, от пола до потолка, холодильника.
— Там борщ есть. Налей мне пару половничков.
Снежана скорчила недовольную гримаску.
— С утра и борщ?!
— Запрети мне! — смеясь, посоветовал Боря, доставая батон из хлебницы.
Через пять минут он уже вкусно прихлебывал красное варево, а Снежана зачитывала ему сегодняшнее расписание звонков и встреч.
— Слушай, а как тебе показалась Тарасевич? — вдруг перебил ее Боря. По-моему, она хорошенькая.
Снежана пресеклась на полуслове.
Эта телевизионная ведущая, Тарасевич, не понравилась ей с первого взгляда. Порхающее, не обезображенное интеллектом создание с милой мордашкой — только и всего. А уж когда она отказала Пименову в любви и дружбе, Снежанина антипатия переросла почти что в ненависть. У нее просто в голове не укладывалось: как же можно не хотеть ее Борю?!
Наиболее странным было то, что самого Пименова, казалось, совершенно не задело то, что Тарасевич его отвергла. Наоборот, вся эта история только позабавила его.
— Тарасевич была хорошей ведущей, — принялся размышлять он вслух. Жаль, что Стольников поспешил выгнать ее с телевидения. Таких девочек не стоит выпускать из рук.
Снежана молча разлила кофе по чашкам.
— Что ты предлагаешь? — все же спросила она, видя, что Боря не торопится высказать засевшую у него в голове мысль.
— Думаю, нам надо трудоустроить эту Тарасевич. «Кадры решают все», как говорил незабвенный Иосиф Виссарионович. Если мы не перекупим Тарасевич, то ее перекупят наши враги. И хороший человек уже будет работать не на нас, а против нас.
— Она уже работает на Синего…
— И думает, что мы об этом не знаем, — добавил Пименов. — Впрочем, это не имеет никакого значения: она не могла нам навредить. А что касается Синего, то, насколько мне
