была художницей, и довольно известной, и ей не пришлось беспокоиться, как посмотрит на ее отъезд хозяин или начальник, хотя некоторые друзья удивлялись, зачем она продает мебель и отказывается от квартиры. Например, Роман с тревогой в изумрудных глазах поинтересовался, вернется ли она в Новый Орлеан, после того как разберется с делами Джоша. Она пожала плечами, не зная, что ему ответить. Сидя в первом классе самолета, отправляющегося в Сан-Франциско, она незряче смотрела на убегающую из-под крыла взлетную полосу и признавалась себе, что знала, как поступит, с момента, когда ее известили о смерти брата. Нет, она не вернется в Новый Орлеан. Что бы ни оказалось в Дубовой долине, какими бы трудностями ни встретил ее дом, назад она не поедет. Она возвращается в Дубовую долину навсегда, после семнадцатилетнего отсутствия. Она не могла объяснить свое решение, просто знала, что так нужно делать, даже если из-за этого кто-то сочтет ее странной. Шелли распахнула дверь дома Джоша и переступила порог. Сейчас ее манила лишь постель.
Затворив за собой тяжелую дубовую дверь с витражными вставками, она направилась к широкой лестнице, царившей над большим вестибюлем. Джош в свое время послал ей проект архитектора и много рассказывал о доме, так что Шелли отлично знала, где что расположено. Смешанное чувство вины и тоски вновь овладело ею, когда она толкнула дверь в главную гостиную на втором этаже. Джош подробно описывал ей эту комнату, удовольствие от нового дома просто распирало ему грудь. «Нам следовало радоваться этому вместе и здесь», – подумала она, ощущая комок в горле. Слезы подступили к глазам. Какой себялюбивой стервочкой она была: ни разу за все эти годы не приехать домой!.. Не важно, что они с братом почти каждую неделю общались по телефону, что Джош прилетал к ней в Новый Орлеан почти на все праздники и каникулы… «…И чтобы поиграть», – мысленно усмехнулась она, вспоминая его любовь к картам. Из него вышел бы роскошный «холостяк времен регентства» с этой страстью к азартным играм.
Несколько мгновений она предавалась мыслям о прошлом, вспоминая, как веселился Джош после особенно удачной ночи и его жизнерадостную беспечность, когда проигрывал. «В следующий раз повезет», – бормотал он, и зеленые глаза его смеялись.
Джош был таким оптимистом, так любил жизнь… Трудно было поверить, что его больше нет на свете. Смогла бы она, если бы Джош был еще жив, побороть своих демонов и вернуться домой? Сумела бы заметить признаки его депрессии? Поняла бы, что он готов к самоубийству? Предотвратила бы это? Она с тоской задавала себе эти горькие вопросы. Ведь не было у нее серьезных причин, чтобы до сих пор не ездить домой… хотя бы иногда… «Разве что трусость», – тихо подсказал внутренний голос.
Она смахнула слезу. Хватит. Теперь она дома, и хотя Джоша нет рядом, она может оценить, какую радость доставлял ему этот выстроенный им самим дом.
Комната, посреди которой она стояла, была великолепна: огромная, полная воздуха и света, с одной стеной сплошь из стекла. В центре находились раздвижные двери, выходившие на небольшой, полукрытый навесом балкон. Сквозь стекло на балконе видны были железный столик и стулья.
Ковер цвета овсянки приглушил звук ее шагов, когда она прошлась по комнате, разглядывая мебель, которую выбрал Джош. Она вспомнила его возбуждение, рассказы о том, какая славная получилась комната. «Когда увидишь, детка, ты просто влюбишься в нее, – твердил он во время одного из их длиннейших телефонных разговоров. – Я даже выбрал для нее кровать под балдахином. – Он засмеялся. – Черт побери, малышка, я прямо- таки превратился в декоратора!»
Его слова звучали в памяти. Она посмотрела на стоявшую у дальней стены кровать вишневого дерева… под балдахином… с занавесками нежнейшего персикового цвета. Два ночных столика с бронзовыми лампами размещались по бокам кровати. Она вспомнила, что и о них Джош ей говорил… и о маленьком диванчике около раздвижной стеклянной двери, обитой ситцем в оранжевых маках и синих люпинах.
Поставив чемодан около двери, она в первый раз заметила на противоположном конце комнаты еще две двери. Через одну можно было попасть в большую комнату-гардероб с утопленным в нишу комодом со множеством ящиков и простором, которого хватило бы для устройства небольшого приема. Другая вела в ванную, в которой легко разместилась бы семья из двенадцати человек.
Слишком усталая, чтобы распаковываться, она взяла чемодан и направилась в гардеробную. Вытащив несколько необходимых вещей, она бросила чемодан на полу и побрела в ванную. Спустя несколько минут, облачившись в желтенькую пижаму, она забралась в постель.
Шелли казалось, что она немедленно заснет, но обнаружилось, что она слишком возбуждена долгой поездкой и тре-ожным ожиданием окончательного возвращения в долину. Лицо ее озарилось задумчивой улыбкой. Она хотела вернуться одна, и – небо свидетель! – так и сделала. Но теперь она пожалела, что была такой непреклонной. Сейчас ей хотелось, чтобы рядом был кто-нибудь, с кем можно было бы поговорить.
Некоторое время она ворочалась с боку на бок, потом сдалась и, выскользнув из постели, прошлепала вниз по лестнице.
Распахнув дверь на кухню, она зажгла свет и огляделась. Кухня была очаровательной, уютной, просторной. Кофейного цвета, с золотой искоркой, плитки на столах приятно оттеняли бледный дуб шкафов, окаймлявших две стены. Пол был необычным: мексиканская керамика, которая на удивление хорошо сочеталась с остальной кухней, с висящими медными сковородами. Они также добавляли свою цветовую ноту в общую гамму. Шелли грустно улыбнулась при виде камина, встроенного в торец кухни. Джош так любил свои камины… В старом доме на кухне тоже был открытый очаг, где на Рождество Джош жарил поп-корн над мечущимися языками пламени.
Она сморгнула слезы и подошла к огромному встроенному в стену холодильнику с дубовой дверцей. Кто-то, видимо, Мария, позаботился, чтобы там было все необходимое. Взяв из необъятных ледяных глубин картонку молока, она отыскала в буфете стакан. Спустя несколько минуту, пощелкав переключателями черной микроволновки, она, держа в руках стакан с подогретым молоком, пошла бродить по дому.
Прихлебывая успокоительный напиток, она добралась до кабинета Джоша. Это была чисто мужская комната: стены отделаны узловатой сосной, пол покрыт темно-зеленым ковром. Тяжелые удобные кресла ржавой кожи стояли перед встроенным камином черного мрамора. Под одним из окон приютилась длинная кушетка, накрытая клетчатой тканью. В дальнем конце комнаты стояла высокая вместительная конторка из дуба. Книжные полки и окна перемежались на остальных стенах. Стеклянные двери вели в небольшой внутренний
