не было заметно. Невозможно было представить, что это та же самая девушка, которая, горя от стыда и отчаяния, убежала полуодетая из беседки. Пурпурные волосы были собраны в пучок на затылке, расшитое бисером платье из желтого муслина оттеняло золотистую кожу и как бы усиливало сияние янтарных глаз. Туалет завершали зеленая бархотка на шее и топазовые сережки в ушах. Но если внешне Сабрина была такой же, как всегда, то внутри она вся кипела от невысказанных чувств. Она злилась на Бретта, и ее гнев не утих за несколько часов, прошедших после ее бегства из беседки. Неужели он считает, что она могла спровоцировать нападение Карлоса? Тем не менее здравый смысл подсказывал ей, что трудно было подумать что-нибудь другое.
Она сама с трудом верила, что Карлос повел себя так подло по отношению к ней. Неужели такое могло случиться? Сабрина была вне себя от стыда и злости, когда наконец добралась до своей спальни. Несколько минут она простояла посреди комнаты, ошарашенная случившимся. К счастью, ей удалось проскользнуть незамеченной, но она дрожала от одной лишь мысли, что было бы, если бы ее увидели отец или Бонита. Неужели они тоже не поверили бы ей.
Какой подлец Карлос. Даже любовь не в силах его оправдать, с болью подумала она. Он хотел ее обесчестить. Сабрина не сомневалась, что, приди Бретт немного позднее, Карлос исполнил бы задуманное. Он бы изнасиловал ее. Его поцелуи, его прикосновения и ласки не пробуждали в ней ответных чувств, и, вспомнив его ищущие руки, его голую плоть, она с отвращением скинула с себя рваное платье и бросила его на пол. Что это с ним случилось? Уж не сошел ли он с ума?
Затем Сабрина снова подняла платье и запихнула в сосновый сундук, стоявший возле кровати. Она не знала, зачем она это делает, просто ей не хотелось, чтобы Бонита нашла платье и начала задавать вопросы.
Сабрина злилась на Карлоса и больше не доверяла ему, но она не могла ненавидеть его, слишком много детских воспоминаний связывали их друг с другом. Понемногу она успокоилась и стала искать причину его непонятного поведения, в глубине души надеясь объяснить его поступок какими-нибудь невероятными событиями.
А Бретт… Она нахмурилась. Чего еще она могла ждать от него? У него нет ничего для женщин, кроме одного-единственного, как считает тетя София. Неужели он думал, что она может любить его и бегать к Карлосу? Сабрина пренебрежительно усмехнулась. Какой у него ужасный ум, какая пытка, должно быть, жить с такими мыслями, с какими живет он!
Она не знала, как поведет себя, когда опять увидит Бретта, но сердце у нее все же екнуло, когда она вышла из дома и встретила его равнодушный взгляд. Бретт был учтив, однако он больше не одаривал ее нежными улыбками, и в глазах Сабрины появилось отчаяние.
Алехандро не мог не заметить размолвки между молодыми людьми. С удивлением и огорчением переводил он глаза с одного на другого. Что бы это могло означать, недоумевал он. За обедом все чувствовали себя неловко, но Алехандро дождался, когда четырнадцатилетняя Люп принесла сыр и фрукты.
— Чика, не знаю, как сказать тебе… — начал вроде бы невзначай Алехандро, — но мне кажется, тебе не следует встречаться наедине с Карлосом. Бретт не скрыл от меня, что видел сегодня вас обоих в беседке, и мне придется просить тебя отныне принимать его только в доме.
Сабрина побледнела. Она даже не предполагала такого развития событий:
— Черт! — с яростью воскликнула она. — И он немедленно побежал докладывать тебе! Для таких мужчин есть слова… плохие слова!
Изумленный Алехандро только и смог проговорить:
— Чика, что ты? Почему?.. Сабрина не дала Алехандро договорить и вышла из-за стола.
— Если позволите, я пойду к себе. — Она посмотрела на Бретта. — Мне неприятно здесь находиться.
Алехандро повернулся к Бретту.
— Что ее так расстроило? Я совсем ее не понимаю в последнее время.
Глаза Бретта горели холодной яростью, когда он бросил салфетку на стол и тоже встал.
— Вы меня извините, дон Алехандро? Мне надо два слова сказать вашей дочери.
Он вышел, не дожидаясь, когда Алехандро ему ответит, поэтому свое «да» Алехандро произнес уже в пустой комнате.
Бретт поймал Сабрину на последней ступени лестницы, ведущей в ее спальню. Она не знала, что он идет следом за ней, и, когда он грубо схватил ее за руку и повернул к себе, она вскрикнула от испуга и сердце у нее бешено заколотилось.
— Прочь от меня! — крикнула она, стараясь вырвать руку.
— Чуть позже, ваше высочество! Сначала нам надо объясниться!
— Я не желаю с вами говорить!. Никогда! Вы только и делаете, что ходите вокруг и шпионите за мной, а потом рассказываете моему отцу. Я вас презираю.
Бретт сжал зубы, а глаза у него стали почти черными от гнева.
— Довольно с меня ваших обвинений! Замолчите и слушайте! — произнес он с холодной яростью и сильно встряхнул ее, потом оглядел коридор и впихнул ее в ближайшую комнатку.
Там он отпустил ее руку.
— Говорите быстрее, — ледяным тоном произнесла Сабрина.
Бретт учтиво поклонился.
— Как прикажете, ваше высочество. — Он стоял возле двери, загораживая ее собой. — Я ничего не рассказывал вашему отцу, хотя, не скрою… — На его лице вновь появилось выражение гадливости. — Я сказал ему, что видел вас с Карлосом в беседке. Но ни слова о том, что вы с ним делали!
— А что мы делали? — недобро сверкая янтарными глазами, спросила Сабрина. — Что это вы себе решили?
Однако в его лице ничего не изменилось.
— Вы, черт возьми, лучше меня знаете! Однако можете не сомневаться, я вашу тайну не выдам. Но не ради вас, а ради вашего отца. Я не хочу, чтобы он узнал, какая шлюха его дочь!
Сабрина изо всей силы ударила его по лицу. Она еще ничего не успела понять, как он прижал ее к стене своим сильным телом.
Его губы находились всего в нескольких дюймах от ее губ, и она ощущала его дыхание, когда он чуть не прорычал:
— Кажется, я предупреждал вас, чтобы вы не распускали руки! А так как вы не держите своего слова, то я тоже не сдержу своего.
Он обнял ее и впился в нее губами. Это был ужасный поцелуй, совсем лишенный нежности и ласки, злой, неистовый поцелуй, который, тем не менее, пробудил в них обоих страстное желание.
О, Господи, в объятиях Бретта она чувствовала себя совсем не так, как в объятиях Карлоса. У нее не было желания вырваться и убежать, она не сердилась и не презирала себя, всем своим существом отвечая на его прикосновения. Она возвращала ему поцелуи, языком касаясь его языка…
Бретт со стоном прижал ее к себе, затем, опустив руки, принялся ласкать и гладить ее бедра. Святой Боже, какое блаженство держать ее в объятиях, прижимать к себе ее крепкие жаркие груди.
Они оба уже не понимали, что делают, и забыли обо всем на свете в своем страстном
