рождения Сабрины. Их тайник должен быть где-то поблизости… Но где?
Бретт наморщил лоб.
— Мы совсем забыли, что надо попытаться вернуть награбленное. — Он помедлил, и глаза его затуманились. — Не думал, что они будут сражаться насмерть. Только когда Карлос убил последнего, я понял, что они все мертвы. Жаль. Я думал, мы захватим их и допросим.
Карлос безразлично пожал плечами, но скривился от боли.
— Думаю, многие будут довольны и таким исходом дела. Конечно, неплохо было бы вернуть украденное, зато теперь все могут спать спокойно.
— Конечно, — вмешалась Сабрина. — Но очень грустно, что наши соседи так многого лишились…
— Я понимаю тебя, — согласился Карлос. — Вчера после мессы сеньора Галавиц ни о чем не могла говорить, кроме как о брошке, которую ей оставила ее мать. Брошка в виде льва.
— Какая жалость! — неожиданно вскрикнула Сабрина. — Только не эта брошка. Я так хорошо ее помню. Когда я еще ребенком приходила в ее лавку, она показывала ее мне. В ней вместо глаз изумрудинки и зубы из слоновой кости. Брошка была такая красивая. — Она посмотрела на отца. — Мы можем что-нибудь сделать, чтобы вернуть украденные вещи?
Алехандро тяжело вздохнул.
— Нет, чика. Только разбойникам было известно, где они спрятали драгоценности, а они все мертвы.
— По крайней мере, — попробовал утешить ее Карлос, — они больше никого не ограбят.
Немного погодя Бретт взял Сабрину за руку.
— Вы нас простите? С тех пор, как мы обручились, я ни разу не имел возможности наедине поговорить с моей невестой, и мне бы хотелось знать, не переменила ли она свое решение?
Сабрина покраснела, а Алехандро рассмеялся и помахал им рукой.
— Не слишком долго гуляйте, — поддразнил он их. — Я еще помню, каково это быть молодым, да еще влюбленным.
Карлос держал себя в руках, но стоял, опустив голову, чтобы случайно не выдать овладевшую им ярость.
Затаив дыхание, Сабрина позволила Бретту увести себя в ближайший к гасиенде лесок. Он обнял ее и поцеловал долгим требовательным поцелуем.
Она радостно ответила ему и, обняв его за шею, почувствовала, как рассеиваются все ее страхи и сомнения. В его объятиях она чувствовала себя на вершине блаженства.
Наконец он прошептал ей на ухо.
— Я мечтал об этой минуте с субботы, но все время кто-нибудь или что-нибудь мешало. Не мог дождаться, когда мы останемся одни.
— А я уж решила, — застенчиво проговорила она, — не передумал ли ты?
— О нет, радость моя! Я так тебя хочу! — Он посмотрел ей прямо в глаза, словно хотел о чем-то спросить. — Я боялся, что ты передумала. — Странная улыбка появилась на его лице. — С женщинами такое бывает.
Сабрина посмотрела на него с вызовом.
— Только не со мной!
Бретт снова припал к ее губам, а его руки в это время ласкали ей грудь и бедра. Кровь стучала у него в висках, но он все-таки совершил над собой усилие и отодвинул ее от себя.
— Если мы будем так продолжать, — произнес он, тяжело дыша, — боюсь, я опять овладею тобой… И еще много раз прежде, чем мы обвенчаемся.
Сабрина тоже была вся во власти страсти.
— Это так плохо?
Глаза у него потемнели от жгучего желания, однако усилием воли он привел себя в чувство.
— Нет. Но если ничего не произошло в прошлый раз, то может произойти в следующий, а Алехандро очень не понравится, если его первый внук родится слишком скоро после свадьбы.
Сабрина в изумлении уставилась на него, потом посмотрела на свой живот и с удовольствием проговорила:
— Наш ребенок!
— М-м-м-м, да, — с нежностью поддакнул Бретт, вновь притягивая ее к себе.
Они помолчали, раздумывая о будущем, и даже не знали, как похожи были их мысли. Сабрина положила голову Бретта на плечо, он обнимал ее за талию, и они наслаждались проснувшейся в них нежностью друг к другу и сладким ожиданием будущего счастья.
Ночь опустилась на лес, и они услышали Алехандро, кричавшего им с гасиенды.
Рука в руке, они пошли к дому и, только подойдя к самой гасиенде, Бретт спросил вдруг:
— Когда назначим день венчания? Если ты окажешься беременной, нам нельзя медлить. — Он улыбнулся. — Кроме того, я не знаю, сколько еще смогу себя сдерживать…
Утром Сабрина чувствовала себя абсолютно счастливой, и только когда время стало приближаться к двум, ее вновь охватило беспокойство. Ей очень не хотелось идти в беседку, и она даже подумала, не написать ли записку с извинениями, но совесть не позволила ей нарушить обещание.
Неожиданно во дворе появились отец и Бретт с письмом, и по лицам обоих Сабрина поняла, что случилось что-то неприятное.
— Что? — спросила она. — Несчастье?
— Да нет, — спокойно отозвался Алехандро. — Не совсем приятное известие, но могло быть и хуже.
Бретт оторвал глаза от письма.
— Письмо от моего агента в Новом Орлеане. Он пишет, что в июне ураган уничтожил мою плантацию в Луизиане.
Сабрина испугалась.
— Как? И ничего нельзя было спасти?
Он покачал головой, словно чего-то ожидая.
— Ужасно! — воскликнула Сабрина, и ей стало очень его жаль. — Что ты будешь делать? Что ты можешь сделать?
Бретт пожал плечами.
— Наверно, можно продать землю. Чтобы все восстановить, потребуется куча денег.
— Ox! — вздохнула Сабрина.
Внимательно глядя на нее и стараясь определить, как она восприняла новости, Бретт задумчиво произнес:
— Плантация не совсем разрушена. Кстати, когда я купил ее, она тоже ничего не давала, но я сумел сделать ее прибыльной и сумею сделать на этот раз. Урожай, конечно же, погиб, кое-какие постройки тоже разрушены, дом поврежден, но в общем-то земля на месте.
— Не стал бы я сейчас ломать себе над этим голову, — сказал Алехандро. — Да и когда ты женишься на Сабрине, то получишь Ранчо дель Торрез… Может быть, ты совсем не захочешь заниматься своей плантацией. Тогда продашь ее. Из эгоистических соображений я бы так хотел, чтобы ты поселился здесь… Для меня несчастье в Луизиане — просто подарок
