– Кто?.. Кто здесь?.. – выкрикнул ас-Саббах. Голос изменил ему, сорвавшись на писк. Левую руку, близкую сердцу, наполнила слабость. – Покажись, будь ты ифрит или джинн!
Темный человек шагнул к повелителю исмаилитов:
– Поклон тебе, о мудрый Старец Горы! Ты звал меня?
У Гасана отлегло от сердца. Это же Габриэль-Тень, помощник шайтанов! Сам же приказал ему зайти ночью. Ох старость, старость… Подводит память-то старичка.
– Ох, ох! – закудахтал Гасан. – Напугал ты меня, Габриэль. Зачем тихо ходишь?.. Зачем старичка пугаешь?..
Гость сложил ладони лодочкой у груди:
– Прости, о святейший. Привычка такая.
– Бросай эти привычки. Ты ведь, Габриэль, мне как сын родной…
– …упаси Аллах!
– …а ведешь себя хуже бедуина.
– Больше не повторится, повелитель.
Он уселся напротив Гасана, глядя на него немигающими змеиными глазами. Гасан осторожно дотронулся до кольца Соломона. Теплое вроде… Ишь, как совпало всё. Потер кольцо – нате вам! А может, правду люди говорят? И Габриэль на самом деле не Габриэль, а Иблисово отродье?
– Что скажешь старичку? Чем сердце порадуешь?
– Ничем хорошим, повелитель.
Габриэль взял пиалу Горного Старца, принюхался, отпил. Гасан решил, что больше к ней никогда не прикоснется: яд Габриэль умел подсыпать виртуозно.
– Проклятый Балак, – сообщил Тень, – выгнал наших проповедников из Халеба. Сказал, что познает мудрость батин…
– Так и сказал?
– Не перебивай, светлейший. Полностью его слова звучали так: «Возведу мудрость батин на супружеское ложе и познаю ее».
– Обидел он старичка. Смерть ему.
Габриэль кивнул. Согласно учению ассасинов, последнюю фразу можно понимать иносказательно. Например, если в Коране написано: «Будьте обезьянами презренными!», в зависимости от ситуации это означает: «Идите в Казвин и сровняйте его с землей» или «Пусть Абдаллах заплатит нам десять тысяч динаров». Но слова ас-Саббаха никогда не допускали двойного толкования. В отличие от Корана.
– Он умрет, светлейший.
– Хорошо. Продолжай, Габриэль, продолжай. Старичку интересно слушать новости.
С ночной сыростью в окно вливался протяжный крик муэдзина. Аль-Иша, ночная молитва. Время, когда правоверному надлежит вспомнить о бренности всего сущего. О том, что всё пройдет, всё обернется. Об истинной родине человека, куда рано или поздно попадем все мы.
Габриэль повел плечом, отгоняя дурные мысли. Ничего. Смерть от нас еще далеко.
– Следующая моя новость… Быть может, повелитель желает помолиться?
– Позже, Габриэль, позже. Говори!
– Следующая новость касается франков. Христианский эмир Жослен – проклятье ему! – хочет освободить короля. А для этого переписывается с правителем Манбиджа…
– Которым? – заинтересовался старец. – Хасаном или Исой?
– Хасаном. Он обещает сдать город за двадцать тысяч динаров.
– Большие деньги. Зря Жослен не торгуется… Мы свои крепости приобретали дешевле.
Гасан задумался. Аллах бы пробрал мерзавца Жослена! Всё старичка обездолить норовит. И как это Всевышний допускает хитрость, подобную этой, среди франков?
С точки зрения ассасинской стратегии, граф действовал весьма разумно. Балак далеко – набирает армию. Захвати Манбидж – и прекрасный город Халеб со всеми своими садами, хлопчатниками и мечетями окажется в кольце христианских войск. Подходи и властвуй. А в крепости Халеба – франкский король. А если в руках франков окажутся сразу Халеб и Манбидж…
О-о!
Сердцем Гасан чувствовал, что пора слать убийц. Оставалась мелочь: решить, к кому именно.
К Жослену? Балдуину? А может, к манбиджским братьям?
– Старичка… – начал он.
– Да, мой повелитель?
