Владимир Баскаков
Кружок на карте
1
Бревна хлюпали под колесами автомашин, трещали и лопались, сплющенные гусеницами танков. Колонна войск вползала в черно-зеленую глухомань по гатевой дороге, оглушая рычанием отсыревший за долгую осень лес, уже охваченный первым зимним морозцем.
Немолодой солдат из дорожной службы в одеревеневшей шинели, кутая шею серым вафельным полотенцем, с удивлением рассматривал поток машин, вдруг обрушившихся на заштатную прифронтовую дорогу, летом выстроенную саперами для снабжения давно уже застывшего в глухой обороне фронта.
Бои шли на юге, в приволжских и донских степях, а здесь было тихо, и лишь раз-два в деньв сторону передовой тряслась старая полуторка с сухарями или повозки, груженные мешками с пшеном да патронными ящиками; понурых лошадок гнали рыжеусые дядьки в видавших виды шинелях. А сейчас вдруг появились большие, шестиколесные грузовики с новенькими зелеными кузовами, качались зачехленные «катюши», двигались танки, строго соблюдая интервалы. Из брезентовых шатров высовывались молодые солдатские лица. Солдаты с тревогой и удивлением смотрели на эту трясучую дорогу, которой нет конца — болото, снова лес, опять болото. А где же деревня? Даже домика, сторожки какой-нибудь не увидели они с той самой ночи, как разгрузили их прямо на путях тупиковой железнодорожной ветки.
— Где хоть мы сейчас? — спросил шофер Прохоров маленького, худенького лейтенанта, клевавшего носом рядом с ним в кабине.
Лейтенант встрепенулся я бодро закричал, приоткрыв дверцу:
— Эй, сапер, что за места здесь?
Солдат из дорожной службы замотал головой, явно не поняв вопроса.
— Никто не знает ни черта, — грустно сказал лейтенант, — глушь какая-то! Едем-едем, наверное, уже двести километров проехали, ни жильем, ни передовой не пахнет. Странно даже как-то.
Машину тряхнуло, и лейтенант стукнулся головой о лобовое стекло. Удар смягчила шапка.
— Поосторожней, Прохоров, — поправляя шапку, сказал лейтенант.
Но тут машина скособочилась, переднее правое колесо сорвалось
Прохоров резко затормозил, лейтенант еще раз ткнулся шапкой в стекло.
— Что там опять у тебя? — недовольно спросил лейтенант, потирая ушибленный лоб.
— Соскочило, проклятое!
Треск лопающихся бревен и рев моторов внезапно затих — встала вся колонна.
— Эй, солдат, — закричал Прохоров, вновь увидев сапера, — подсунь под колесо чего- нибудь!
Тот подошел к машине, но только постучал лопатой по колесу и отошел молча.
— Товарищ лейтенант, сойдите, будьте добреньки, а то мы пропадем совсем.
Лейтенант, пригревшийся в кабине, нехотя вылез на дорогу, обошел грузовик сзади и почти наткнулся на бампер «виллиса». Не сразу за исхлестанным грязью ветровым стеклом разглядел папаху, но услышал голос:
— А ну-ка, молодец, иди сюда.
Теперь он отчетливо увидел генерала, приложил ладонь к шапке и довольно бойко доложил:
— Лейтенант Боев сопровождает машину с грузом.
— Что за груз?
— Подарки, товарищ генерал. К Новому году. Из Калинина. — И потом добавил: — От трудящихся.
— Почему за машиной не следишь? — Генерал спросил это, уже с трудом сдерживая гнев, и его первой мыслью было скомандовать сидящему сзади адъютанту — высокому румяному капитану в танковом шлеме и новеньком, очень белом полушубке, чтобы тот распорядился сбросить застрявший грузовик с гати к чертовой матери. Но он сдержал себя, увидев, что сгрудившиеся у злополучной машины танкисты уже подвели под колесо вагу и оно медленно вползало на край настила.
Генерал вытащил из кармана шинели пачку папирос, закурил, зажмурил глаза. Ночь была тяжелая. Первый эшелон механизированного корпуса, введенный в прорыв четверо суток назад, уже завязал упорные бои, а через несколько часов и вся эта нескончаемая колонна вместе с этим мальчишкой лейтенантом и его подарками тоже втянется по двум дорогам в узкий коридор и устремится вперед, к Боковке — единственной в здешних глухих краях железнодорожной станции. Там, как ему сказал, ставя задачу, командующий армией генерал Поливанов, корпус встретится с войсками соседнего фронта. Но до станции семьдесят два километра, и немцы — это ясно как божий день — сделают все, чтобы задержать корпус, нацеленный во фланг большой и сильной их группировки, даже теперь, в конце второго года войны, реально угрожающей Москве. Если к станции действительно подойдут соседи, это будет котел. Не такой, конечно, как в Сталинграде — генерала познакомили в штабе армии с последними фронтовыми новостями, — но все же котелок хороший.
— Отправляйтесь на свое место, — с раздражением и переходя на «вы», сказал генерал, заметив, что худенький лейтенант все еще стоит там же, где и стоял. — Занесла вас нелегкая в середину колонны. Сдали бы свои подарки в тылы, что ли!
— У меня приказ доставить груз по назначению… Генерал прервал лейтенанта:
— Идите, я вам говорю.
И опять заревели моторы, защелкали, заскрипели бревна. Колонна тронулась…
Генерала Шубникова назначили командовать корпусом совсем недавно. Да, собственно, его и не могли назначить раньше: механизированные корпуса возникли лишь в сентябре. Летом под Москвой их формировали сразу три. И в каждом — две сотни танков, пехота на колесах, артиллерия, «катюши», саперы. Тысячи автомашин, и ни одной повозки, ни одной лошади. Танковые корпуса существовали с весны и уже воевали в донских и в приволжских степях. А мехкорпус — это совсем новая организационная форма. Так, во всяком случае, ему сказали в управлении бронетанковых войск. Впрочем, сам Шубников знал, что не очень-то новая. Он еще в тридцать четвертом году служил в мехкорпусе, командовал батальоном. Потом, после испанской войны, танковые и механизированные корпуса расформировали.
Шубников вспомнил, как в тридцать восьмом его, только что окончившего академию моторизации и механизации, встретил старый дружок Иван Ковальчук: вместе учились в конце двадцатых годов в кавшколе. Но Иван успел уже стать комбригом, и они обмывали его ромб в московской квартире Ковальчука на Усачевке.
— Зря бросил ты, Микола, конницу, — раздумчиво говорил раскрасневшийся комбриг, подливая Шубникову коньяк в граненую стопку и накладывая на тарелку шпроты. — На танки пошел, а вон ребята из Испании приехали, говорят: танки твои там себя не показали. Горят твои танки. Только дым идет.
