— Есть маленько, товарищ полковник, — ответил за всех Запотылок.
— Деревню возьмем, согреемся.
Сергею было хорошо видно, как на белом поле развертывались танковые батальоны, как охватили они с двух концов деревню, ведя огонь с ходу по траншее, перерезавшей улицу. Полковник снова опустился в башню, и автоматчики остались на броне одни. Танк, подскакивая на колдобинах, набирал скорость, пушка его покачивалась.
— Не зевай! — услышал Сергей голос командира отделения и почти механически нажал на спусковой крючок автомата. Пули брызнули в сторону деревенской риги, где, как показалось сержанту, мелькнула тень. И верно, из риги к оврагу прыгали два немца, путаясь в длинных прорезиненных плащах. Сергей выстрелил им вдогонку. Один упал, а второго он сразу потерял из виду: танк уже вползал в неширокий деревенский порядок.
Крайний дом горел, и из ворот на улицу выезжал, буксуя в рыхлом снегу, длинный пятнистый немецкий бронетранспортер. Танк с ходу ударил его по радиатору и отшвырнул в кювет. Сергей вместе с другими стрелял из автомата по выскакивающим из бронетранспортера немцам.
Так прошел еще один бой. За ним еще и еще. Когда после шести суток рейда бригада штурмовала на рассвете станцию Воковка, на танке рядом с Сергеем вдруг оказалась девушка в куцем полушубке и круглой шапке-кубанке.
— Ты куда? — спросил Сергей.
— С вами поеду.
— Зачем?
— Вдруг кого ранят, перевяжу.
— А если тебя ранят? Что мы будем делать?
— В меня не попадут, я маленькая.
— Зовут тебя как?
— Валей Гаврилиной звали. А что?
Сергей снял с себя плащ-палатку и накрыл Вале ноги.
— Ветер сильный, — пояснил он.
— Спасибо, мальчик, — улыбнулась девушка.
Танки вплотную подошли к станции и стали вести огонь из укрытий. Десант спешился. Из темноты вынырнула щуплая фигурка батальонного вестового Федченко. Увидев Валю, замахал ей рукой.
— Куда ты пропала, Гаврилина? Капитан Савичев тебя спрашивает. Там старшину ранили, а перевязать толком некому.
— Какого старшину? — испуганно спросил Сергей.
— Да вашего старшину, Бойцова. Обед он привез на полуторке, а тут обстрел начался. Снаряд прямо в кузов и угодил: шофера насмерть, у старшины осколок в плече, каша на елках висит.
— Вот и наш Иван Акимович отвоевался, — грустно сказал Борис Запотылок.
Днем поступил приказ: всем сосредоточиться у полотна железной дороги. Танки, завывая, двинулись с места. Автоматчики на броню не сели: что без нужды на железе сидеть — холодно, решили пробежаться по морозцу.
На перроне Сергей увидел с развернутой картой в руках полковника Куценко в окружении командиров. Куценко тоже заметил солдата и загудел своим хрипловатым баском:
— Эй, хлопчик! Я тебя, одноухий. Сбегай за своим ротным, и чтобы одна нога здесь, другая там. Живо, хлопчик!
Сергей побежал вдоль путей. В израненной будке стрелочника — через крышу шел снег — у железной печки сидел на корточках лейтенант Карцев и сушил на огне портянки. Ему не очень понравилось, что солдат видит его в столь непривлекательном положении. Недовольно спросил:
— Чего тебе?
— Товарищ лейтенант, полковник Куценко срочно требует.
Карцев поморщился, намотал на ногу непросохшую портянку, обулся и побежал, подпоясывая на ходу шинель. Перед полковником Куценко вытянулся по всей форме, но тот, не дослушав его доклада, заговорил сам:
— Вот что, ротный. Всех хлопцев, что до станции дошли, представить к «Отваге». Вот этого одноухого — к Звездочке. И сержанта, что с ним на броне был, тоже к Звездочке. Понял?
— Так точно! Разрешите вопрос?
— Спрашивай, только учти, мне некогда.
— Старшину у нас ранили за километр от станции. Не дошел…
— Представляй и старшину.
— Слушаюсь! — Лейтенант четко, через левое плечо повернулся и пружинисто зашагал к себе в будку.
В ту ночь Сергей примостился спать тоже в какой-то будке. Горела печка, пах по портянками и овчиной. Утром его растолкал Запотылок.
— Вставай, Серега. Пока ты здесь дрыхнул, немец нам в тыл зашел.
— Быть не может!
— Точно. Ординарец комбрига сказал: фрицы нам дорогу перерезали. Так что мы сидим здесь, как грибы в кузове.
Скоро вся бригада сосредоточилась в лесу, у рокадной дороги. Начали рыть окопы.
— Полного профиля велят, — говорил Запотылок. — Значит, долго загорать собираемся. Надо кухню искать.
Кухню сержант нашел довольно быстро, но в ней только чай грели.
— Не будет приварка сегодня, — объявил всегда какой-то сонный повар Титов. — Велено энзу есть.
— А где ее брать, эту энзу?
— А тебе разве перед наступлением не дали консервы, сухари, сахар? Неужто сожрал?
— Это когда было…
Сергей по совету старослужащих тоже съел «нз» в первый же день наступления.
— Припухаем, стало быть, — резюмировал отделенный.
Но вечером два солдата разносили по окопам в плащ-палатках консервы — по полбанке на брата и в придачу еще по сухарю. Потом выдали сахар и табак.
— Живем, Серега, — обрадовался Запотылок.
Трое суток они сидели в окопах. Несколько раз за это время пришлось отбивать просочившиеся в лес немецкие патрули. Главными силами немцы в лес не лезли — остерегались. Зато кругом по грейдерам и лесным гатям глухо урчали немецкие танки. Особенно отчетливо лязгание гусениц, команды и рокот двигателей слышны были по ночам. Тогда Запотылок тормошил Сергея, и тот, высунувшись из-под полушубка и твердой от сырости плащ-палатки, всматривался в темноту.
— Все ходют и ходют кругом… Слышишь? — спрашивал Запотылок.
— Слышу. Кольцо, видно, сжимают.
— А мы сидим.
— Надо, значит, так.
— Досидимся.
— Ладно, спать давай!
И они ложились рядом, спина к спине, укрывшись двумя овчинными полушубками, а
