усилия, чтобы смыть грязь, которая нас запятнала.
Я потер вспотевшие щеки:
– Пока не знаю, черт возьми. Но хочу еще раз предупредить: кто-то очень заинтересован представить эту историю в другом свете. Не представляю, для чего это нужно по прошествии стольких лет, однако… Вы еще можете выйти из игры.
– Ценой сделки с совестью? Оставив Гришку крайним? – усмехнулся Черных.
Я посмотрел на Прохоренко. Его лицо было белым, белее мела, глаза напоминали пустые дырки в простыне.
– Почему они выбрали именно вас? – От моего вопроса он вздрогнул, как от прикосновения тарантула.
– Не знаю.
Мне было жалко старика, однако, чтобы ухватить за хвост правду, которая не торопилась даваться, приходилось быть жестким.
– Григорий Иванович, – начал я, – все ваши соратники смогли доказать, где были в день ареста группы, хотя это еще ничего не значит, – я сделал паузу, – все, кроме вас. Поймите: ваши слова – это всего лишь слова, а мне нужны факты. Неужели никто не может подтвердить, что вы коротали дни в овраге?
Он задумался:
– Наверное, нет.
Коротков сверкнул на меня глазами:
– Может, хватит мучить Гришку? Я ему верю.
Я покачал головой:
– Поймите, этого мало. Тот, кто закрутил всю эту историю, должно быть, в курсе: обвиняемому Прохоренко нечего добавить в свою защиту. Если бы вы сразу сказали мне об этом печальном факте вашей биографии, – я повернулся к Григорию Ивановичу, – я не тратил бы времени на приезд в ваш город, хотя, не перестаю утверждать, он мне нравится.
Старик провел пальцем по длинному хрящеватому носу:
– Когда я прятался в овраге, меня обнаружила одна дивчина. Три дня она таскала мне молоко и хлеб.
Я подался вперед:
– Это уже кое-что. Как ее звали?
– Гулей. Кажется, она была татаркой.
– Описать ее сможете?
– Даже если и сможет, – встрял Черных, – искать эту Гулю, словно иголку в стоге сена, ни один из нас не будет. Мы настаиваем на своем: Гриша не виноват.
– И тем не менее нам всем придется поработать. – Какие же упрямые эти старики! – Необходимо, чтобы кто-нибудь подтвердил: Григорий Иванович действительно сидел в лесу, а не скрывался, прекрасно зная, что немцы не возьмут его как предателя.
Владимир Егорович побагровел:
– Как вы смеете?
Я поднялся со стула:
– В таком случае разрешите откланяться. И продолжайте ждать следующих статей, а они не замедлят появиться.
Ярослав Иванович первым понял правоту моих слов.
– Погоди, Вова, – остановил он приятеля. – Никита дело говорит. Почему бы нам не поднапрячься и не разыскать эту Гулю? Возможно, это не так трудно сделать.
Я закивал головой. Коротков сморщился:
– Хорошо. Я поспрашиваю у старожилов-татар. Вдруг кто-нибудь знает об этой девочке или даже является ее родственником.
– Действуйте, – напутствовал я подпольщиков. Меня вдруг охватила неожиданная легкость. С сегодняшнего дня еще два человека стали моими союзниками и помощниками. Я снова встал со стула, но сильная жилистая рука Черных усадила меня на место:
– Разговор еще не окончен. Мы не коснулись главной темы, – он тяжело вздохнул, – по радио и местным каналам передали, что Татьяна случайно слетела со скалы. Вы слушали радио?
Я покачал головой.
– Естественно, это не так, и вы об этом сами прекрасно знаете, – вступил Владимир Егорович. – Если вы в курсе события и можете прояснить обстановку, прошу вас, сделайте это.
– Татьяну Павловну совесть замучила раньше вас, – начал я. – Она решила обратиться за помощью к своему давнему приятелю – генералу Свиридову, отдыхавшему в Партените.
Оба напряженно слушали. Судя по всему, боевая подруга когда-то рассказывала им о своем романе.
– Александр Афанасьевич поручил дело своему бывшему подчиненному – сотруднику СБУ Петру Огуренкову, – продолжал я. – Вероятно, им удалось кое-что выяснить. За два часа до своей гибели Снежкова позвонила мне и попросила о встрече. Я не отказал, однако, придя в условленное место, обнаружил труп. Разумеется, ни в какой несчастный случай я не верю.
Все трое опустили глаза.
– Вероятно, наш разговор прослушивался, – я старался не смотреть на собеседников. – Убийца, столкнув с обрыва несчастную женщину, прямиком поспешил в Партенит.
Старики в тревоге переглянулись:
– Вы хотите сказать…
Я опустил ресницы:
– Свиридов тоже мертв. Кто-то прострелил ему голову.
Горячая влажная ладонь Черных легла на мой локоть.
– Найдите этого негодяя, – попросил он. – Найдите.
– Это еще не все. – Оба с нескрываемым ужасом уставились на меня, ожидая сообщения еще об одном убийстве, но я заставил себя улыбнуться, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. – Остальные герои этой драмы живы. Правда, мерзавец хотел покончить со мной, пытаясь столкнуть со смотровой площадки, однако, как видите, я цел и невредим. Мой ангел- хранитель и на этот раз не подвел меня, зато мое любопытство стоило жизни мальчишке- продавцу.
Я в трех словах рассказал о грузовике, сбившем хозяина палатки. Коротков нервно потирал щеки:
– Боже мой! Но почему?
Я медленно налил воды из пыльного графина в граненый стакан и залпом выпил:
– Открою вам еще одну тайну. Видите ли, несмотря на то что я прошу Григория Ивановича найти девушку по имени Гуля, которая сейчас наверняка бабушка, то лишь затем, чтобы иметь аргументы для защиты, когда они понадобятся. Сам же я уверен, вернее, почти уверен: никто из вас не причастен к проклятой истории. И вот почему. Полгода назад мой киевский коллега Коваленко объявил: он, дескать, собирается преподнести слушателям своей передачи сенсационный материал. Наш преступник знал, о чем хочет поведать журналист. О Григории Ивановиче? Тогда какой смысл убивать Коваленко? Если только сам Григорий Иванович невиновен, на что я и уповаю.
Прохоренко хотел что-то сказать, но передумал. Черных с такой силой сжал пальцы, что хрустнули суставы:
– Он был убит?
– Я в этом не сомневаюсь, – вода в графине была теплой и не освежала. – Да, труп не
