— Так во сколько подойдешь?
— Подожди, — в трубке раздался шелест страниц: вероятно, знакомый просматривал блокнот, — сегодня вечером могу. Тебя устраивает?
Девушку это устраивало более чем. Нельзя было, по возможности, терять ни минуты.
— Я испеку твой любимый пирог с вареньем, — пообещала она.
— Ты искусительница, — констатировал Игнат. — А я захвачу бутылочку. Какое предпочитаете?
— На твой вкус, — Сорокиной не терпелось узнать, является ли Красильников по- прежнему поклонником зеленого змия, — ты что предпочитаешь?
— Забыла? — ухмыльнулся приятель. — Я предпочитаю все.
Его заявление успокоило девушку.
— Жду с нетерпением, — сказала она на прощание.
Открыв Игнату дверь, Лиза заметила, как изменился бывший жених, и эти изменения не были в его пользу. Он потолстел, обрюзг, имел нездоровый цвет лица и передвигался с трудом.
— Привет, Лизок! — Красильников заключил ее в объятия и вручил букет цветов. — А ты все такая же красивая.
Сорокина опустила глаза, зная: врач не дурак и любой комплимент о своем внешнем виде наверняка воспримет как насмешку. Уж лучше промолчать.
— Спасибо, что ничего не сказала о моей внешности, — рассмеялся доктор. — Сам понимаю: нужно что-то делать, а сделать ничего не могу. И все из-за пагубной привычки.
— Я всегда советовала тебе лечиться, — вставила Лиза.
— Помню, — мужчина разулся и прошел в комнату, — только никакое лечение не помогло. Знаешь, сколько раз я кодировался? Потом расскажу. Умрешь со смеху. В конце концов, взял и плюнул на это дело.
— Но почему? — растерялась девушка.
— А для кого мне стараться? — удивился Игнат. — Про таких, как я, говорят: ни спереди, ни сзади никого. Родители умерли, деток не нажил, женщины бросали. Ты, кстати, первая. Знаешь, сел я как-то раз и задумался о жизни, вроде неправильно ее проживаю. А потом задал вопрос: для кого стараться? Одному мне и так хорошо. Работаю, под забором не валяюсь пока что.
— А если найдется женщина? — спросила Лиза.
— Думаю, я не совсем пропащий, — улыбнулся врач. — Хотя стою на краю пропасти. Жилплощадь еще не пропил, а вот вещички многие ушли.
Сорокина ахнула.
— Опять же копить не для кого, — бросил мужчина и, увидев побелевшее лицо знакомой, добавил: — Да ты меня не бойся. Пьяный дебош я тебе не устрою и ничего из квартиры не утащу, хотя случаи такие бывали: обливаясь слезами, обкрадывал знакомых дам, дабы утолить безумную жажду. Однако приглашай скорее к столу. Не так есть хочется, как сама знаешь.
Смеясь про себя, медсестра усадила его за стол. На ее счастье, Красильников превратился в самого настоящего алкаша с жалкими остатками стыда и совести. Такой за бутылку все сделает.
— Работа меня все же сдерживает, — чавкая, говорил Игнат. — Как видишь, еще не совсем превратился в животное.
— Платят хоть нормально?
Красильников рассмеялся:
— Ну ты даешь! Для алкоголика, как и для наркомана, нормы не существует, — он облизал вилку. — Впрочем, перебиваюсь как-то. От дополнительных заработков не отказался бы, да только кто предложит?
— Я.
Это было сказано таким твердым голосом, что бывший приятель отодвинул тарелку:
— Ты? Каким же, интересно, образом? Судя по обстановке твоей хаты, ты тоже не шикуешь! — он вытер рот ладонью. — Или собралась на панель и тебе нужен сутенер?
Сорокина молча проглотила оскорбление:
— Я серьезно, Игнат.
Что она говорила потом совсем захмелевшему врачу, Лиза не помнила. Память ухватила лишь некоторые обрывки разговора: о ее жизни с больной тетей, об их нищете, окончательно не погрязнуть в которой помогал сын знакомой Никита Банщиков, и вот теперь этот знакомый сам нуждается в помощи. Красильников распрямил плечи:
— И что от нас нужно богатым и знаменитым?
— Попасть ко мне в отделение на твоей «Скорой».
— Всего-то? — хихикнул тот.
