Катя состроила ему гримасу. Петя показал ей язык.
— Наша, бабуля. Пропускай без опасений.
— Спасителю — спасибо! — Зорина прошла вперед и потрепала Петю по щеке. — Что ты выяснил?
— Эта вахтерша дежурит здесь с первого июня, — отрапортовал парень. — Память у нее — как у молодой. Помнит обеих девушек, помнит, как они пришли… Как вышли — не помнит, однако для нее и для меня в этом нет ничего удивительного. Держать в памяти такое количество чужих лиц просто невозможно.
— Ты уверен в ее хорошей памяти? — спросила Катя. — Почему она из тысячи других выделила именно этих девушек?
— Представь, старушка внесла ясность сама, — Петя вытер пот, катившийся у него со лба. — Ей бы детективом работать! Частным. Вот эта, — он ткнул пальцем в фотографию Ани, — долго наблюдала за кем-то через окно. Любопытная вахтерша поинтересовалась, кого она там выслеживает. «Папашу родного, — ответила ей Соболева. — Жизни мне не дает, пытается насильно навязать нелюбимую специальность». Потом девушка ушла, и больше старушка ее не видела. Что касается второй, Алены Сафоновой, у нее так тряслись руки, когда она доставала пропуск, что бабуля предложила ей таблетку валерьянки и спросила: «Чего так волнуешься, чай, еще не экзамен?» — «Я живу с мамой, — ответила ей Сафонова, — и для меня важно поступить на бюджетное отделение». Вахтерша пожелала ей удачи. А позже девушка словно растворилась в стенах университета… Слушай, Катя, здесь где-нибудь есть черный ход?
— Черный ход имеется, — подумав, ответила журналистка. — Но, насколько я помню, он всегда заперт. Правда, я никогда не интересовалась, кто хранит от него ключи. Наверняка у некоторых сотрудников они есть.
Петя кивнул:
— Понятно.
— Ты, я вижу, и про Соболеву спрашиваешь? — заметила Зорина.
— Ее предки наконец решились, — пояснил Прохоров. — Рано утром нас посетила ее мамаша, написала заявление о пропаже дочери.
— Прекрасно, — девушка огляделась по сторонам в надежде отыскать знакомых. — Пойду пообщаюсь с бывшими преподавателями. Если что — звони.
— Обязательно. Встретишь Леонида — пусть свяжется со мной. Он расклеивает портреты девчонок.
— Хорошо.
Он сидел на стуле и перебирал вырезки из газет и журналов, с восхищением вглядываясь в сотни раз виденные им лица. Да, вот это были люди! Незаурядные, не похожие на обычную серую массу. И они сумели это доказать. Их имена будут помнить вечно! Он был уверен: когда-нибудь люди забудут имена космонавтов, изобретателей, первооткрывателей. Забудут, обязательно. А вот эти люди навеки запечатлелись в истории. И он собирался пополнить эту многочисленную галерею опасных преступников и серийных убийц своим именем…
Глава 21
— Семен Иосифович! Вы ли это?
Доцент Сребренский, созерцавший доску для объявлений, вздрогнул и обернулся. Его глаза посветлели:
— Катюха! Ты?
— Разве я так изменилась?
— Нисколько, дорогая. Нисколько, — он раскрыл объятия, заключив в них девушку. — Впрочем, ты стала еще красивее.
— Благодарю.
Зорина была рада встретить одного из своих преподавателей, хотя, признаться, не самого любимого. Странно, но она никак не могла объяснить, почему Сребренский не вызывает у нее особой симпатии. Высокий, красивый, импозантный мужчина спортивного сложения, всегда выглядевший моложе своих лет оттого, что он вел правильный образ жизни. Талантливый журналист, кандидат наук, один их умнейших и способнейших преподавателей университета, чем-то все равно не нравился ей. Может быть, виноваты в этом его слишком уж слащавая улыбка, с некоторой хитрецой, излишне вежливые интонации, чересчур вкрадчивая манера речи… Вот и сейчас, обнимая его, она признавалась себе, что ее отношение к этому человеку не изменилось с годами.
— Как поживаете?
— У нас все по-старому, — Семен Иосифович пристально разглядывал бывшую студентку. — А ты, я вижу, пошла в гору, стала местной знаменитостью!
Она улыбнулась:
— Это для кого как.
— Для меня — да, — признался он. — Читаю твои статьи и детективы, регулярно смотрю передачи. Ты просто молодец! Впрочем, я всегда считал тебя талантливой.
— Вы мне льстите.
